не пытался, поэтому резко поднялся с дивана и поплелся на просторное крыльцо – выкурить сигарету. Тут же, сидя на ступеньке с облупившейся краской, курил свои дешевые сигареты суровый Тихорецкий.
– Спасибо за обед, еще раз. Я уверен, вы можете дать фору любому шеф-повару! – прикуривая, начал я.
– Хо-хо… Сынок, слишком долго я живу один, чтобы не уметь готовить, – взгляд нашего хозяина был устремлен куда-то в сторону.
– Вы, что же, всю жизнь прожили в одиночку?
– Не думаю, что тебе это будет интересно слушать. Жизнь моя – ничто…
Надо признаться, я был дико заинтригован, поэтому не смог удержаться от пламенного возражения.
– Почему же? Мы живем тут с вами, поэтому хотелось бы знать, что вы за фрукт, – улыбнулся я.
– Да рассказывать-то, в принципе, и нечего… – пожал плечами старикан. – Как бы это объяснить, сынок… Короче говоря, когда мне стукнуло двадцать лет, и я собирался поступать в аграрный институт, мама умерла от тифа. Отец тогда сильно горевал, что сказалось на его здоровье. Я не мог оставить больного отца, поэтому остался тут, в деревне, и устроился трактористом в нашем колхозе.
Тихорецкий сделал пару затяжек не произнося ни слова. Кажется, он думал о том, стоит ли рассказывать мне это все.
– Платили мало, – Семеныч решил продолжить, – но на еду хватало. Знаю, сейчас принято ругать наше советское правительство, но этого я делать не буду: государство было на защите наших деревень, не то что сейчас. Всё поросло бурьяном, поля даже не обрабатываются, ничего не делается! Хорошо, хоть вы есть! Земля за даром не пропадет…
– Я думаю, мы обосновались здесь надолго, поэтому о земле не переживайте. Кто знает, может, мы захотим расширить свои владения и возделывать еще больше земель. Разумеется, если всё будет хорошо с прибылью, а заказы будут только увеличиваться, – тихим голосом успокаивал я старика.
– Надеюсь… – Тихорецкий опять отвернулся и смотрел куда-то вдаль. – Так вот, как-то вечером ко мне пришел Пиратов. Ну, может, ты уже знаешь его, хотя вряд ли, ты ведь тут всего ничего. Короче, живет он через дом от меня. Этот старый пройдоха тогда предложил мне одно дело – грабануть бабку-спекулянтку, что торговала хрусталем в Мокром, соседнем поселке. Ну, молодой и глупый, я согласился. Кто ж знал, что её муж – влиятельный человек в местной администрации… Н-да… Непростительный просчет… – мужчина цокнул. – В конечном счете, нам дали по три года в колонии общего режима. Я знал, что отец не доживет до того дня, когда я откинусь. Так оно и случилось – незадолго до моего выхода на волю Тихорецкий-старший умер от сердечной недостаточности… – глаза старика вмиг стали мокрыми.
– Извините, если я как-то задел вас, Андрей Семенович… – неуклюже сказал я.
– Брось, сынок. Я плачу не от горя, а от радости, что отец не мучился так долго… Н-да… – глаза рассказчика вновь стали ясно-голубыми. – Так вот, откинувшись с зоны, я уже не смог жить, как прежде. Я начал пить, что вполне естественно: контролировать меня было некому. В дни протрезвлений я