раз это было, когда отец, тогда еще живой, взял его с собой в соседний городок, и там они попали на корриду. Точно так же там оградили центральную площадь телегами, точно так же сперва выступили акробаты и клоуны. А потом начался бой. В тот раз он был неудачным для двух матадоров. Одного бык поднял на рога в самом начале схватки. Матадор подпустил торо чуть ближе, чем нужно, за что мгновенно и поплатился – рог вспорол ему бедро, человек упал, отброшенный могучим ударом, и бык успел еще несколько раз боднуть тореро, прежде чем его отвлекли несколько смельчаков, бросившихся на арену.
Упавшего матадора подхватили на руки и вынесли с арены. Бык стоял, опустив голову, широко расставив ноги, словно готовился броситься на толпу. И кто знает, возможно, и бросился бы в просвет между телегами и покалечил бы еще несколько человек, но к нему вышел следующий матадор. Даже не матадор, а скорее всего, как это сейчас понимал Рафи, новильеро, не имевший до этого дела со взрослыми быками. Ему едва исполнилось пятнадцать. Он был бледен, как полотно, но губы его плотно сжимались, а взгляд был тверд, когда он подобрал выроненный его предшественником плащ и взмахнул им перед мордой быка, привлекая к себе внимание зверя.
Тогда Рафи не понял, зачем снова человек выходит против быка. Ведь тот уже победил. К чему опять кому-то рисковать жизнью? Уже потом отец объяснил ему, что бык должен быть убит. Если он смог одолеть матадора, его нельзя оставлять живым. Это уже не просто бык, опасный из-за своей мощи и ярости. А бык-убийца, который знает, как справиться с человеком, и поэтому становится опасным вдвойне. Бык должен быть убит. Независимо от того, скольким матадорам придется умереть для этого…
Новильеро сумел довести дело до конца. Его движения были не так грациозны, как жесты предыдущего матадора, ему не хватало опыта и чувства ритма, но толпа не свистела ему и не бросала на арену пустые фляги и корзинки в знак недовольства. Люди видели, что этому мальчику приходится по-настоящему тяжело, и наоборот, старались подбадривать его, хотя видели бои и красивее. Когда бык достаточно устал и начал опускать голову, матадор взял шпагу. Но стоило ему приблизиться к замершему в ожидании торо, тот тяжело поднимал крупную голову и рога снова оказывались на уровне груди юноши. Чтобы ударить шпагой, ему пришлось бы подпрыгивать, подставляя живот рогам. Поэтому он снова и снова отходил, опускал мулету, дожидался, когда голова быка опустится вслед за ней, и опять пытался нанести удар. После пятой или шестой попытки ему это удалось, но шпага попала в кость, стальной клинок изогнулся, и оружие выскользнуло из рук. Потом был еще pinchazo[12], и еще…
Толпа начала свистеть и улюлюкать. Юноша, обливающийся потом, едва не плачущий от стыда и злости на этого упрямого торо, состоявшего, казалось, из одних костей, злости на кричащую ругательства и оскорбления толпу, вновь замер перед быком, нацеливаясь шпагой в единственную смертельную точку у него между лопатками.