мягко говоря, было маловато для этого: акушерка, медсестра и, собственно, самоя виновница торжества.
− С подъятой лапой, как живые, стоят два льва сторожевые (А. Пушкин), − констатировал Жульдя-Бандя, заметив у входа в здание гранитных львов, которые, впрочем, безмятежно лежали, выставив впереди себя лапы. Позади них − витые колонны с капителью, с претензией на барокко. − Каменные джунгли цивилизации! Архитектурное насилие человека над природой! В один прекрасный солнечный день, как это ни прискорбно, всё это великолепие поглотит ненасытный Апокалипсис. Вашу грешную душу он поглотит с не меньшим удовольствием.
Фунтик хихикнул, уронив на философа язвительный взгляд:
− А вашу − без удовольствия?
− Я буду оставлен до второго пришествия Христа в качестве временно исполняющего обязанности Адама.
− А может, тебя оставят исполнять обязанности и Евы?! − Фунтик захохотал искренне, открыто и честно, пугая простуженных сырыми ветрами Гольфстрима аборигенов.
Проходя мимо, петербуржцы завистливо улыбались, не сомневаясь нисколько в инородном происхождении весельчаков, поскольку жители Северной Венеции, с их аристократическими манерами и патриархальным укладом жизни, в этом многомиллионном муравейнике открыто предаваться эмоциям просто-напросто не умеют.
Друзья шли, любуясь успехами колонизации природы человеком.
− Молодые люди, купите зажигалку! − седой старичок за лотком с зажигалками для затравки щёлкнул одной из них, похожей на пистолет.
Фунтик купил безделушку, капитализируя собственное тщеславие.
− Фунтик, а ты бывал раньше в Питере?! − тот равнодушно покрутил головой. − Грустно, Дуся. Если бы не я − ты бы так никогда и не увидел всего этого великолепия, − Жульдя-Бандя театрально объял великолепие рукой. − Этот величавый, строгий, загадочный и удивительный город, кстати, − он возвысил указательный палец, − самый северный в мире город-миллионник. Я тебе его покажу!
Фунтик, которому было глубоко наплевать на всё это великолепие, с кислой физиономией сел в трамвай со своим взбалмошным другом, потом в автобус, не сомневаясь ни на минуту в том, что тот непременно отыщет на свою задницу приключений.
Великолепие закончилось. Окраина города ничем не отличалась от окраин тысяч других городов: безвкусно, бестолково, безыдейно и без какой-либо изюминки − районы, напичканные высотными железобетонными коробками.
Фунтику захотелось домой, в Одессу, где тёплые добродушные улыбки на лицах южан, где миллион народу, но никто никуда не торопится, где соседка Люсия Платоновна, этажом ниже, которую в народе называли Амброзия: бальзаковского возраста, полная, неопрятная, но языкатая, − не давала никому прохода.
− Фунтик, − она непременно останавливала его, всегда задавая один и тот же вопрос: – Ви, случайно, не на габоту? − Фунтик честно крутил головой. – И шо, за вами тюгма ещё не плачет?
Особенно она любила встречать его у подъезда с авоськами спиртного:
−