ковер, на то место, где лежала, пока не позвонил Тед. На густом ворсе отпечатались контуры ее тела – точь-в-точь как на месте убийства.
– Кажется, да.
– Ты выпила обезболивающее?
– Хм… – Взгляд ее снова блуждает по комнате. Какого ответа ждет Тед? – Да.
– Мне пора. – Тед замолкает. – Я, пожалуй, пришлю к тебе маму.
– Нет, – поспешно возражает Элина, – все и так хорошо. Все хорошо, правда.
– Точно?
– Да.
– У тебя ведь есть ее телефон? На всякий случай. Я вернусь часов в шесть. Мы почти закончили. – В голосе Теда слышится тревога, мольба. – Приготовлю вкусный ужин. А пока поешь хоть чего-нибудь, ладно?
– Ладно.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Элина сидит в кресле возле черного хода и опять смотрит в окно на свою студию, и вдруг в дверь звонят. Элина замирает, прижав ладонь к оконному стеклу, и ждет. Мать Теда? Все-таки вызвал? Не надо выходить из кухни, кто бы это ни был. Решат, что дома никого нет, и уйдут. Элина продолжает смотреть в окно. И вновь звонок, долгий, пронзительный. Ну и пусть. Опять звонок, еще настойчивей.
Притаившись у окна, Элина думает: а вдруг мать позвонит Теду и скажет, что ей не открыли? А Тед забеспокоится, сорвется с работы. Элина встает с кресла, не спеша, осторожно, цепляясь за стену, ковыляет в прихожую. Малыш в коляске, спит.
Когда Элина открывает дверь, гостья – не мать Теда, а незнакомая женщина с копной желтых волос, грузная, синие брюки в обтяжку вот-вот лопнут – не ждет приглашения. Не ждет даже, когда Элина заговорит, а проходит мимо нее, ругая дождь, топает по коридору, плюхается на Элинин диван и перебирает какие-то бумаги, папки, ручки.
Потрясенная Элина застывает перед ней на ковре. Хочется спросить: кто вы? Что вам нужно? Кто вас сюда прислал? – но вид папок и бумаг повергает ее в молчание. Она ждет, что будет дальше.
– Итак… – Гостья вздыхает, ерзает на диване. – Вы Натали.
Это не вопрос, и Элина задумывается: разве я Натали? Кажется, нет.
– Нет.
Гостья хмурится, скребет в затылке ручкой.
– Не Натали?
Элина решительно трясет головой.
Женщина листает бумаги и, искоса глядя на Элину, вздыхает: «А-а». Это вздох усталости, разочарования, и Элину тянет извиниться за то, что она не Натали. Хочется даже ответить: так и быть, согласна, Натали так Натали.
– Вы Элина. – Гостья снова вздыхает.
– Да.
– Ну и как мы себя чувствуем, Элина?
Странно, что по-английски к человеку можно обратиться во множественном числе, «мы». Она одна, одна. При чем тут «мы»?
– Хорошо, – отвечает Элина в надежде, что женщина уйдет.
Но у той наготове целый список вопросов. Она желает знать, что Элина ест и сколько раз в день. Выходит ли на улицу, высыпается ли, записалась ли в группу поддержки, а раз нет, собирается ли; принимает ли лекарства, есть ли у нее помощники.
– Помощники? – переспрашивает Элина.
Женщина косится на нее из-под соломенной челки. Оглядывает комнату, Элинину пижаму.
– Вы живете одна?
– Нет. Я живу с другом, но…
– Но