Шарль де Костер

Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке


Скачать книгу

ответила она.

      – Я тоже, – сказал Уленшпигель.

      Тогда папа спросил его, почему же он отворачивается от святых даров.

      – Я считал, что недостоин смотреть на них.

      – Ты богомолец?

      – Я пришёл из Фландрии вымолить отпущение моих грехов.

      Папа благословил его. Уленшпигель удалился со своей хозяйкой, и она отсчитала ему сто флоринов. С этим приятным грузом он покинул Рим, чтобы возвратиться на родину.

      Но за пергаментное свидетельство об отпущении грехов ему пришлось уплатить семь дукатов.

      LIV

      Два монаха ордена премонстрантов[82] прибыли в это время в Дамме продавать индульгенции[83]. Поверх их монашеских одеяний были надеты кружевные рубахи.

      В хорошую погоду они торговали на паперти собора, в дождевую – в притворе, где была прибита табличка с расценкой грехов. Они продавали отпущение грехов за шесть лиаров, за патар, за пол парижского ливра, за семь, за двенадцать флоринов, за дукат, – на сто, двести, триста, четыреста лет, а равно, смотря по цене, также полное загробное блаженство или половину его и разрешение самых страшных преступлений, включая вожделение к пресвятой деве. Но это стоило целых семнадцать флоринов.

      Уплатившим сполна покупателям они вручали кусочки пергамента, на которых указано было число оплаченных лет. Внизу можно было прочесть следующую надпись:

      Коль не хочешь, чтоб тысячу лет

      В чистилище тебя припекали,

      А потом в аду, на вечном огне,

      Печь, варить и поджаривать стали —

      Купи индульгенцию! —

Грехов отпущенье,

      Милость божию и прощенье

      По сходной цене продаём.

      Помни о спасеньи своём!

      И покупатели стекались за десять миль отовсюду.

      Один из монахов часто читал народу проповеди. У него была цветущая рожа, тройной подбородок и порядочное брюшко, нимало не смущавшее его.

      – Нечестивец! – говорил он, вперяя взор в кого-либо из своих слушателей. – Нечестивец! Взгляни – вот ты в адском огне! Жестокое жжёт тебя пламя. Тебя кипятят в котле кипящего масла, в котором жарят пироги Астарты. Ты – колбаса на сковороде Люцифера[84], ты огузок в кастрюле Гильгерота, великого дьявола; и на мелкие кусочки для того ты изрублен. Взгляни на этого великого грешника, не подумавшего об отпущении грехов, взгляни на эту кастрюлю рубленого мяса; это он, это он, это его безбожное тело, это его проклятое тело так разделано. А приправа к нему? Приправа – сера, дёготь и смола! И все несчастные грешники будут вечно пожираемы, но так, чтобы непрестанно вновь воскресать к новым мучениям. Вот где льются неподдельные слёзы, вот где подлинно скрежещут зубы! Господи помилуй, господи помилуй! Да, вижу, вижу тебя в аду, бедный грешник, вижу твои мучения! Один лишь грош, уплаченный за тебя, – и уже легче твоей правой руке; ещё полушка – обе твои руки освободились из пламени. А остальное тело? Флорин всего – и низверглось на тебя благостной росою отпущение грехов. О сладостная прохлада! И так –