зримо: рассыпаешь слова-самоцветы, которые емко передают мысль.
– О! Что за слова такие? – Таис подняла брови.
– «Страх», «одиночество», «довольство жизнью», «я их до сих пор люблю» – он скопировал ее иронично-настойчивую интонацию и афинский выговор. – И, кроме того, у тебя все написано на лице.
– А что мне скрывать? – в этот момент ее ноги коснулись дна.
Выходя из воды, она ощущала себя богиней. Ей хотелось, чтобы и Александр так ее увидел. Неизвестно, рассматривал ли ее восторженно Александр, зато остальные делали это до неприличия активно. Неарх вложил всеобщее мнение в следующую фразу: «Таис, ты вполне можешь повторить знаменитое святотатство гетеры Фрины – выступить в роли самой Афродиты, и тебя так же, как ее, оправдает суд.»6
– Зачем же повторяться, – промолвила Таис.
Александр одобрительно рассмеялся.
– Скульптор Динон, – усмехнулась Таис, – когда в очередной раз крушил плод моих многодневных стояний, приводил свой убийственный аргумент: «Это не Книдская Афродита». А я, признаться, не видела ни знаменитой Книдянки, ни ее прообраза, гетеры Фрины.
– Я не могу судить о разрушенных статуях Динона, хотя видел Афродиту Праксителя, копии, к сожалению. Но я могу судить о моделях и потому понимаю Динона, – сказал Александр.
Таис запуталась и даже тряхнула головой, пытаясь понять, что он имеет в виду.
– Ты – красивее, – просто подытожил Александр.
– Ах, где там… Да и кто не красивый в 21 год! – пролепетала Таис, смущенная его прямотой.
– И в тебе нет этого ограниченного тщеславия. У тебя другая кровь. Фрина была лишь двойником богини, ее точной, но только внешней копией, – спокойно продолжил Александр.
Таис привыкла слушать комплименты, но они были ничто в сравнении с тем, что говорил Александр. Его мнение значило для нее больше, чем мнение всего мира.
– И Динон зря винит себя в неудаче, – продолжил царь. – Дело не в нехватке таланта, а в том, что есть вещи в мире, которые нельзя ни запечатлеть в камне, ни выразить словами.
Таис побледнела и опустила глаза.
Как Таис мольбами не пыталась остановить его, длинный удивительный день все же подошел к концу. Целый прекрасный день с Александром! Она имела счастье наслаждаться его обществом все утро, день и вечер. Сейчас, у костра, Александр рассказывал ей, как пару лет назад с родителями ездил в Олимпию; о постройке там круглого «Филиппейона», о том, как отчаянно квакали лягушки в речке Алфее, текущей вдоль священного города Зевса.
– Там мы с Гефестионом… – смеясь, начал он и осекся, замолчал, стал озираться вокруг.
Улыбка сошла с его прекрасного загорелого лица, глаза озабоченно, а потом грустно искали что-то. Потом перестали искать, он облизнул губы и замер, как и Таис, которая невольно повторяла все его движения, и сейчас смотрела не него таким же растерянно-удрученными глазами, какими он смотрел в пространство.