священством города С.».
Свидетели обвинения
Сразу после ареста отца Михаила следственный комитет допросил прихожан Серафимовского храма. Все они, за редким исключением, были «социально близкими» – грузчики, извозчики, неграмотные старухи. Толку от них было, как с козла молока. Они избегали смотреть Хацкелееву в глаза и твердили одно и то же: «Не знаю, не помню, не понимаю…» Староста храма – дядя Ваня Всемирнов – принес ему список прихожан.
– Это те, которые, значит, регулярно приобщаются Святых Христовых Тайн.
– А это что такое? – спросил он у Всемирного.
– Да как вам объяснить… это… Ну, Сам Господь Иисус Христос…
– Ничего не понял, я вас конкретно спрашиваю про списки, а вы мне какую-то мистическую галиматью несете.
– Ну, это такое таинство, которое объединяет всех верующих в единое Тело Христово.
– Понятно, значит, обряд. А это что?
– А это исповедальные списки.
– Это тех, кто попу доносит на самих себя?
– Ну, зачем вы так, товарищ комиссар…
На самом деле Хацкелеев не был так уж невежествен в делах церковных и, прежде чем приступить к допросу религиозного элемента, почитал соответствующую литературу… Но в разговоре с этим темным элементом он по какой-то ему самому непонятной причине избрал хамоватый ернический тон, характерный для представителей новой власти.
Итак, согласно исповедальному списку к нему на допрос шли дворники, грузчики, сторожа, древние бабки в темных платочках и румяные молодухи с длинными косами. Ничего путного они сказать не могли ни тогда, ни теперь.
– Свидетель обвинения Филинова Мария Александровна, – торжественно провозгласил судья Трухляев.
Он был не очень тверд в знании грамоты, и Хацкелееву пришлось немного позаниматься с ним по части чтения. Трухляев оказался учеником старательным и понятливым. Сейчас он оглашал имя первого свидетеля с видимой гордостью за свои успехи в грамоте.
На сцену поднялась согбенная старушка лет восьмидесяти.
– Расскажите, что вы знаете о контрреволюционной деятельности Михаила Владимировича Платанова, – грозно попросил ее Гринь.
Бабка испуганно заморгала глазами.
– Говорите только правду! – добавил судья.
– А… Кто это? Я и не знаю такого господина.
– Отец Михаил, настоятель вашего храма, – уточнил Хацкелеев.
– А, батюшка! – обрадовалась старуха. – Так я не знаю ничего, только возле иконы Богородицы стою, возле Заступницы, а так ничего не знаю.
Хацкелеев видел, что с прихожанами храма поработал грамотный юрист, поэтому на все прямые вопросы они отвечали односложно: «Не знаю». Уличить их во лжи было трудно, потому что вопрос о том, что считать контрреволюционной пропагандой, был вопрос тонкий. Однако на вопросы, косвенно касающиеся дела, они отвечали охотно. Тут важно было найти индивидуальный подход к каждому свидетелю.
– А листовки черносотенные