снова стали активны. Солдатский билль о правах пообещал массовое владение домами, превратив поколение американцев в ипотечных заемщиков; и как только нация приобрела вкус к ипотечному займу, она заинтересовалась и другими видами займов. К тому времени, когда Гринспен присоединился к Таунсенду, потребительские кредиты стали настолько вездесущими, что коллектор превратился в «ключевую фигуру хорошего общества», как выразился кто-то из современников17. Между тем южанин по имени Чарльз Меррилл потряс Уолл-стрит, сделав инвестиции на фондовом рынке доступными для обычных американцев18. Отчасти благодаря активной рекламе Меррилла сумма денег, вложенных в паевые инвестиционные фонды, выросла в пять раз в интервале между 1950-м и 1960-м годами. Чем больше денег проходило через экономику, тем более очевидным становилось их значение. Как на протяжении всего этого времени наблюдал Таунсенд, быстрый рост банковского кредитования мог бы увеличить покупательную способность в экономике, поднять цены на акции и все другие цены. Вопреки тому, что утверждал Бернс, избыточные государственные расходы отнюдь не являются основной причиной инфляции – всплески частного кредитования могут в равной степени обладать дестабилизационным потенциалом. Это в свою очередь означало, что денежно-кредитная политика приобретала всё большее значение. Чем быстрее росли банки, тем важнее становилось их сдерживание со стороны ФРС.
После смерти Таунсенда в 1958 году Гринспен взял на себя финансовую работу фирмы, включая информационный бюллетень о ситуации в сберегательной и кредитной отрасли. Новая сфера заставила его погрузиться в дебаты относительно денежно-финансовых вопросов, которые велись вокруг. Мильтон Фридман, будущий отец монетаризма, был занят процессом трансформации мышления экономистов по центральному банковскому делу и финансам. В 1940-х годах Фридман воспринял взгляд Бернса на инфляцию как на продукт избыточных государственных расходов19. Но к концу 1950-х годов он уже был близок к тому, чтобы заявить: «инфляция всегда и везде является монетаристским феноменом». По мере того как финансовая система расширилась (а вместе с ней объем займов и кредитов), цена капитала стала признаваться центральной в капиталистической системе. Отнюдь не будучи маргиналами в реальной экономике нефти, химических веществ и стали, центральные банкиры и финансисты, которые установили эту цену, влияли практически на всё.
Ознакомившись с позициями участников данных дебатов, Гринспен увлекся идеями Джона Гурли и Эдварда Шоу, чей вклад состоял в том, что они расширили рамки банковской системы20. Банки могли создавать деньги, беря доллар в качестве депозита и выдавая несколько долларов в кредит. Но та же самая способность производить расходную энергию существовала в разной степени и в других частях финансовой системы. Вся атрибутика фондового рынка, с его спекулянтами, брокерами и паевыми фондами, может рассматриваться как создание денег. Функция рынка заключалась в том, чтобы