семьи тех, кто желал переворота и отмены Церемонии… – позади Париса слышны удивленные вздохи. – Твой отец кокнул твою мамашу, только из-за того, что она сбежала к повстанцам в Олимп!
Отвожу правую руку назад, насколько могу, и бью кулаком в морду Париса. Он вскрикивает и, не удержавшись на ногах, валится на своих друзей за спиной.
Я ухожу, оставляя за спиной удивленный гомон и оскорбления, летящие мне в спину. Иду пешком по правой стороне магнитной дороги, предназначенной для пешеходов. Уже стемнело, и черное беззвездное небо начало осыпать Византию первым снегом. Осень понемногу сдает позиции Зиме, измазывая дорогу слякотью.
Я замечаю, что испачкала обувь. И даже платье. Меня приводит в восторг то, что я замаралась! Белая одежда в редких мазках грязи. Во мне хоть что-то перестало быть идеальным…. Мне это до безумия нравится.
Глава 3. Лео
Кадык парня поднимается и опускается под моей ладонью, я держу крепко, и знаю, что если сожму еще немного, переломлю шею. Кричу ему в лицо все тот же вопрос: какого черты вы тут забыли? Страж не отвечает, лишь противная улыбочка расползается по его идеальной физиономии.
Бью снова. Костяшки пальцев обо что-то царапаются, я перестаю бить Стража и снова на него смотрю. Его лицо… он похож на фарфоровую куклу, упавшую с высоты: трещины и выпирающие осколки по всей правой стороне ухмыляющейся рожи.
– Что ты знаешь? – ровным голосом спрашиваю я, давая шанс разойтись боле менее мирно. Парень не реагирует. – Зачем вы прибыли на Окраину?
Никакого прогресса. Наверное, парнишка думает, что я не причиню ему существенного вреда; боли он не чувствует, а личико восстановится через пару дней. Он просто меня не знает, не знает, на что я готов пойти от отчаяния. А именно это я сейчас и чувствую, пока моя сестра находится неизвестно где!
Хотя почему неизвестно, лично я на все сто уверен, что к ее похищению причастны эти «кукольные рожи»! Мир вокруг меня разваливает, отчаяние отравляет разум, но мои кулаки по-прежнему сильны и я заношу над Стражем сжатую руку.
– Лео, что бы про них не говорили, но они, все же, могут отбросить коньки! Бессмертные они больше номинально, а по факту… – вступается за уродца подо мной, Спартак, мой лучший друг, всегда старающийся держать меня на тормозах. Иногда это раздражает.
– Она у них! Я это точно знаю. – так и не опустив кулак на рожу Стража Бессмертных, объясняю я другу. И как только я представляю, как моя Руфь плачет в плену у «кукольных рож», гнев растекается по венам.
– Они, конечно, нас не жалуют, но… зачем им похищать Смертных? – осторожно, стараясь меня не спровоцировать, задает вопрос Спартак.
Я и сам еще во всем толком не разобрался, огромная политическая головоломка не может сложиться в четкую картину в моем сознании. Но я знаю, что смогу понять происходящее, знаю, что мне нужно спешить, если хочу чтобы Руфь осталась жива!
«Они» растрачивают свои бессмертные жизни в Византии, «мы» выживаем на Окраине. Так было всегда. Зачем же они прибыли к нам целой колонией?