я упираюсь парню в плечо, другим давлю на грудь, а обеими свободными руками хватаюсь за его правое запястье и тяну. Тяну с такой силой, что из моей груди вырывается рык от натуги; парнишка скулит. Я смотрю ему в глаза и выкрикиваю все те же простые вопросы, ответы на которые – все, чего я хочу от него. Но он так и не раскрывает мне своих тайн.
Ну что ж, он, несомненно, поплатиться за свое упрямство.
Режущий слух скрип, а затем в моих руках оказывается отделенная от тела кисть Стража.
Никакой крови, одни осколки. Если бы была кровь, было бы намного легче перестать их ненавидеть, я смог бы остановиться, перестать считать их противоестественными монстрами, но вокруг меня сухо… Страж в отключке, должно быть шок, точно не из-за боли.
Снимаю с оторванной руки механическую перчатку и небрежно кладу ее во внутренний карман куртки, почему-то мне кажется, что она еще пригодится. И больше не уделяя Бессмертному внимания, бегу к тому месту, куда по предположению откинуло Спартака.
Друг лежит на спине в пятидесяти шагах от места, где шла борьба. Я больше всего боюсь увидеть его бездумно глядящим в черное ночное небо, так как смотрят только мертвецы, брошенные на земле. Боюсь, что чувство вины за то, что сразу же не кинулся ему на помощь, впоследствии меня сломит. Это только внешне я угрюмый и неэмоциональный, но на самом деле я чувствую все, может даже сильнее других. Просто я никогда не находил в себе сил выказывать людям свою симпатию.
В каком-то смысле я трус, когда дело касается выражения чувств. Мне проще сделать что-то для человека реальное, способное изменить его ситуацию к лучшему, чем нести весь этот «чувственный бред». Но сейчас, сокращая расстояния до тела Спартака, я пожалел, что не сказал ему, как важна для меня наша дружба.
Внутри все сжато, словно в тесках, крепче стискиваю зубы. Его глаза закрыты (слава Богу!), лицо повернуто набок и вроде бы нет никаких внешних повреждений. Когда я оказываюсь возле него, то начинаю пристально всматриваться – вздымается ли его грудь? И хвала всевышнему – мой друг дышит! Тут же чудовищное напряжение покидает мое тело, и я, словно потеряв все силы, опускаюсь на землю рядом со Спартаком.
Какое-то время я лежу, молча, тяжело дыша, давая другу время придти в себя. И только одно лицо приходит ко мне из темноты, только один человек не покидает моих мыслей, когда я закрываю глаза. Саванна. Где она сейчас? Должно быть уже близко, спешит на встречу со мной, но это не может принести мне облегчения, лишь новую порцию нестерпимой тоски. Как жаль, что я не умею рассказывать о своей боли друзьям или родителям. Может, если бы я рассказал кому-то, способному выслушать меня и понять, какая-то часть груза, что я ношу, исчезла, но я всегда держу чувства при себе.
Больно… По-настоящему. Видеть ее лицо, вспоминать все, что было, и понимать, что уже никогда не будет так, как прежде.
Спартак приходит в себя и, усаживаясь на земле, начинает задыхаться от кашля. Я тоже приподнимаюсь, в качестве поддержки кладу ему руку на плечо. Полностью придя в себя, мы идем к моей машине, друг не спрашивает о том,