разыгрывал?
– Выходит, что так.
– Ладно, давайте еще один случай, контрольный. Вот вам совсем уж «экзотика». Трупы троих молодых мужчин были обнаружены в заброшенном частном доме. В левой глазнице каждого находилась проникшая в мозг стрела от спортивного лука, которая и явилась причиной смерти. – Матвей Андреевич, казалось, дословно цитировал протокол осмотра места преступления. – Трупы были накрыты покрывалом шерстяной ткани, частично распущенным.
– Достаточно. Антонио Буэро Вальехо «Она ткала свои мечты». Сцена возвращения Одиссея на Итаку и убийства женихов.
– Погодите! Вальехо – это художник! Или он…
– Художник – Борис Вальехо. А пьесу написал Антонио Буэро Вальехо.
– Ясно. В другой раз не стану спорить с профессионалом, – неожиданно усмехается Качка. – В целом, можно считать, картина ясна. Каждое преступление Скомороха – это… гм… инсценировка пьесы, где в финале происходит убийство. Спасибо вам большое, Валерий Яковлевич. Могу только еще раз повторить: жаль, что мы не были знакомы раньше. Это ж надо: маньяк-театрал! Призрак в опере! Не дай Бог, повторится – непременно к вам обращусь. За консультациями.
Так и не понял, шутит ли он.
– Вот вам моя визитка, на всякий случай. Искренне надеюсь, что она вам, в свою очередь, не понадобится. Но если что, то всегда рад.
«Будете у нас на Колыме – заезжайте…»
Я сделал заранее обреченную на неудачу попытку расплатиться по счету, но Матвей Андреевич пресек ее в самом зародыше. На улице мы распрощались, и каждый пошел своей дорогой.
Тогда я искренне думал, что больше не встречусь с подполковником, носящим смешную фамилию Качка.
11
Поворотный круг заело. Выгородку тряхнуло, Пашка Качалов – с такой фамилией он трижды проваливался в театральный! – пошел матом не по тексту. Наконец дощатый стол и три лавки укатили вправо, освобождая место для драки.
– Мерзавец! Мне режет плечо! – подала реплику Лапочка. Вообще-то она не Лапочка, а Эльвира (если по роли) или Виктория Сергеевна Черныш (если по паспорту), но эту маленькую, пухленькую, разбитную травестишку никто иначе как Лапочкой не звал. Говорят, были основания. Не знаю, не проверял. Хотя однажды хотелось. Всю жизнь играя Гаврошей, Трубачей-на-Площади, Юных Барабанщиков и прочих Малышей-при-Карлсонах, наша Лапочка мытьем-катаньем умудрилась прорваться в «Последнюю женщину сеньора Хуана». Этой самой Эльвирой, супружницей знаменитого сердцееда.
Хорошая роль.
Выигрышная, если подать с умом.
Вот как сейчас: будучи привязанной к каминной решетке, приспустить платье с левого плечика, прогнуться, отчетливо обозначив бюст… И чуть-чуть хрипотцы в мальчишеский голос. Какие наши годы?!
– Спокойно, сеньора. – Пашка закончил материться, завершив пассаж виртуозным зигзагом. Нагнулся. Проверил узлы, по ходу дела смачно чмокнув Лапочку в плечико.
Люблю, когда режиссер спит на прогоне. Или это такая задумка?
– Спокойно. Сейчас вернутся ребята, и идите