пекинеса, а тот без энтузиазма семенил по траве, принюхиваясь и с опаской поглядывая на лошадей. Все было давно готово и даже изрядно передержано, а съемки все никак не могли начаться, и все понимали почему.
Виной простоя был актер Алексей Залевский.
Сдержано кивнув Альмухамедову, Антон отошел подальше, делая вид, что ему совершенно не интересно быть в компании звезды мировой режиссуры, но он был уверен, что Тимур разглядел его шитые белыми нитками аллюры и теперь посмеивается в свои чингисхановские усы.
С Залевским, державшимся довольно панибратски, происходили какие-то чудные пертурбации: его стремительно кренило то в один бок, то в другой. Антон не сразу сообразил: звезду «забирало». То ли он успел незаметно хлебнуть еще, то ли на солнышке припекло, но жесты у Алексея становились все более широкими и неуверенными. Вертикально он держался лишь потому, что то и дело хватался за плечо Альмухамедова, отчего тот досадливо морщился, но руки не стряхивал.
– Солнце, ну куда я сейчас пойду? – удивлялся Залевский, отмахиваясь от режиссера. Почему-то он в подпитии всех называл исключительно «солнцами», независимо от пола и возраста.
– На площадку! – орал режиссер. – Хотя – какая площадка, ты же пьяный как свинья… Тим, ты видишь, с кем мне приходится работать?!
Тимур сочувственно кивнул, а Залевский, сфокусировав на нем взгляд, вдруг зло поинтересовался:
– Это с кем, например?
– Ой, да иди ты на фиг, – махнул рукой режиссер. – Налакался с утра, день псу под хвост. Зачем я вообще с тобой связался?
– Затем, солнце, – ядовито ответил Залевский, – что без меня твое говно смотреть никто не будет. Все знают: где Залевский, там успех.
– Да какой там успех, – вяло возразил режиссер. – Ты бухаешь по-черному, сколько народу с тобой работать из-за этого не желает…
– Я бухаю?!
– Ну а кто? Я, что ли? Завязывал бы ты с этим, Леша, а то, боюсь, деградация перерастет в призвание, а халтура станет профессией.
– Чего ты там вякнул?
Залевский вдруг оттолкнул Альмухамедова и попер на режиссера, как бык, разъяренный красным плащом матадора. Однако, несмотря на его угрожающий вид, почему-то никто не испугался, не бросился прочь, раскидывая складные столики и пластиковые стулья с немудреным джентльменским набором: кола да бутерброды. Даже пекинес режиссера, ревностно оберегаемый костюмером Леночкой, лишь с интересом поглядел на Залевского, но даже не гавкнул, хотя обычно посягательств на свое божество не выносил, бросаясь на всех с истерическим лаем.
– А ты меня, Лешенька, на понт не бери, – ласково сказал режиссер. – Мне ведь фиолетово, что ты звезда. Звезд тут – как собак нерезаных. Мы еще пока ни одного метра не отсняли, так что я продюсеру брякну, что ты мне тут по пьяни график срываешь, а это, между прочим, его денежки, и вылетишь ты отсюда вместе со всем своим пафосом. И будешь телкам рассказывать, какой ты великий актер. У безработных времени много.
– Ты мне угрожаешь, что ли? – сурово спросил Залевский, но голос, растягивающий