независимом образе жизни и быть столь скромной при всей своей живости.
15 декабря 1794 года
Я не знаю, милорд, сочтете ли вы меня слишком самоуверенной или же отдадите должное побуждениям, которые могут извинить подобную самоуверенность. Вчера я услышала от вас, что вы еще не видели Рима и не познакомились ни с величайшими произведениями нашего искусства, ни с древними руинами, которые учат нас истории посредством чувств и воображения, и тогда мне пришло в голову отважиться предложить вам свои услуги в качестве гида в прогулках в глубь веков. Несомненно, вы легко могли бы найти в Риме множество ученых, чьи обширные познания были бы неизмеримо полезнее для вас; но, если мне удастся внушить вам любовь к городу, к которому я так горячо привязана, ваши собственные исследования довершат то, что я начну своим несовершенным очерком.
Нередко чужестранцы приезжают в Рим – как если бы они приехали в Лондон или в Париж – искать увеселений большого города, и, если бы они только осмелились признаться, что скучают здесь, я думаю, многие бы с ними согласились; это столь же верно, однако, как и то, что в Риме можно открыть такое очарование, которое никогда не наскучит. Простите ли вы меня, милорд, если я хочу, чтобы и вам открылось это очарование?
Конечно, здесь следует забыть интересы мировой политики: когда они не связаны со священными чувствами и обязанностями, они охлаждают сердце. Здесь надо отказаться и от того, что в других странах называют светскими развлечениями: они почти всегда иссушают воображение.
В Риме можно наслаждаться жизнью уединенной, но полной интереса и свободно развивать в себе все, что заложено в нас свыше. Еще раз прошу вас, милорд, простите меня за любовь к моему отечеству, которая побуждает меня желать, чтобы его полюбил такой человек, как вы, и не судите со строгостью англичанина знак расположения, который выказывает вам итальянка, думая, что от этого она ничего не потеряет ни в своих, ни в ваших глазах.
Тщетно пытался Освальд скрыть от себя самого, в какое волнение привело его это письмо: перед ним приоткрылось еще неясное будущее, полное счастья и наслаждений; мечты, любовь, энтузиазм – все, что есть прекрасного в душе человека, – все, казалось ему, соединилось в дивном плане Коринны совершать вместе с ним прогулки по Риму. На сей раз он не раздумывал: он тотчас же помчался к Коринне; по дороге, глядя на небо, он всем существом своим упивался безоблачным днем и чувствовал, как легко ему стало жить. Все его страхи и печали рассеялись при первом луче надежды; сердце его, так долго сжимавшееся от горя, билось и трепетало от радости; он опасался, что подобное блаженное состояние духа долго не продлится, но сама мысль, что оно быстротечно, придавала его лихорадочному волнению еще больше силы и энергии.
– Вы пришли? – сказала Коринна, увидев входящего лорда Нельвиля. – О, благодарю вас!
И она протянула ему руку. Освальд с величайшей нежностью