с Ланским сближаться. Прямой смысл: москвич, знатного рода, связи огромные. О последнем он вовсе не кобенясь, а даже как-то застенчиво сказал: «Кто только не бывает в доме у нас!» Побывал там и я, в тихом, респектабельном московском переулке. Фасад весь был увешан досками знаменитостей… но и живые в нем еще были. Мать его – известная балерина, правда, на пенсии, встретила нас, утомленно утопая в креслах – руку для поцелуя, однако, вполне уверенно подала: попробуй не поцелуй. Мы прошли в его комнату… и глаза мои навеки остались там. Вот оно – место, где рождаться шедеврам! Но с этим – досадная мелочь – не получилось. Ланской читал мне заготовки сценария… и я увядал. Ну почему Бог дает все и отнимает главное? Революционер-красавец (в те времена уже можно было делать революционеров светскими красавцами) и красавец-жандарм (жандармов уже тоже можно было делать красавцами – прогресс в обществе был налицо) влюблены в красавицу-балерину… Тоска!
– Это мама твоя? – осенило меня. У меня у самого мама в Москве, нянчит сетрухину дочурку, внучку свою – у них и остановился.
– Да, – проговорил Ланской, – она согласилась.
«Теперь, – с робостью, свойственной не-аристократам, подумал я, – хорошо бы и другие согласились».
Но оказалось, что это уже мелочи. Ланского-то как раз взяли во ВГИК легко. Если и были чьи-то усилия – то не его. Это у меня возникли проблемы. Так что за него я напрасно переживал.
Красавец-революционер, почему-то в Париже (а почему бы и нет?), должен грохнуть бомбой красавца-жандарма – но тот появляется на краю ложи лишь тогда, когда танцует его любимая прима. И ее, стало быть, грохнуть?
– Вот подумай! – взволнованно произнес Ланской. – Я знаю – ты можешь!
Откуда он это знал? Я сам далеко не был в этом уверен. Тогда еще и не приняли меня – мы на экзамене по литературе сдружились…
Когда мы покидали его дом, в просторную прихожую из маленькой дверки вышла какая-то согбенная старуха и стала ворчать:
– Вот наследили, натопали – разуться не могли!
– Кто это? Домработница? – уже привыкая к роскоши, спросил я, когда мы вышли на лестницу.
– Да нет, домработницы у нас нет! – просто ответил он. – Это старшая мамина сестра, Клава. Помогает нам.
У метро он спросил меня:
– Может, героиню все же можно спасти?
– Не знаю. Надо подумать! – строго ответил я. Вожжи надо туго держать. И все прекрасно могло бы пойти! Но судьба (или моя душа?) распорядились иначе. В другую гору пошел!
Мы с Пекой уже покинули почему-то парадную Москву и теперь пробирались тылами – ржавые рельсы, технические строения, хлам. Тут он чувствовал себя еще увереннее, пробираясь, как кот, то под длинным товарным составом, то в понятную лишь ему дыру в бетонной стене. Да-а. Быстро же он переместил меня в свой мир! Небольшой поворот, в его сторону… и вот я весь уже в ржавчине и в какой-то трухе. Не скажу, что я не пытался «рулить». Не на такого напал! Косорыловку, причем отличного качества (судя по состоянию клиентов), мы могли получить уже не раз – но Пека