как хочет выпрыгнуть из груди ее сердце и как заполыхали уши, зачем-зачем она ее повстречала? Зачем ей только понадобилось идти в этот – будь он трижды проклят – магазин! Вера обняла Юлю, поцеловала ее в светлые волосы и прошептала:
– Не плачь, моя девочка, не надо, все хорошо! Я тоже скучаю! – и ушла.
Она в каком-то забытьи и с пеленой на глазах (какое у нее давление, она же сейчас рухнет?) зашла во внутренний двор дома, прошла на детскую площадку, села на лавочку и разревелась. Разревелась, как девчонка. Слабачка. Слышишь?! ТЫ ЖАЛКАЯ СЛАБАЧКА! ПЛАЧУТ ТОЛЬКО СЛАБАКИ! Нет-нет, ну что ты, иногда и поплакать можно. Ну ладно, раз можно, так плачь. СЛАБАЧКА!!!
And you can see my heart, beating,
You can see it through my chest.
I’m terrified but I’m not leaving, no…
I know that I must pass this test.
Протяжно распевал в голове голос прекрасной мулатки. Нет, правда, они что, думают, она железная, что ли? Вера посмотрела на купленные только что творог (5,5%, «Домик в деревне») и ветку бананов, какой там ланч, когда кусок в горло не лезет. Она бБог знает сколько сидела, бессмысленно глядя, как какой-то мальчик раз за разом поднимается на горку, потом скатывается, потом снова подымается, потом скатывается и т. д. Ну и тишина во внутренних дворах этих старых некогда таких престижных московских домов, даже слышно пение птиц, хотя гул тоже немного, все-таки вон оно, Садовое… Интересно, здесь хорошо жить или не очень? Так-то, конечно, хорошо, до музеев близко, до театров, до институтов, до центра в конце-то концов, но окна, ох, наверно, как окна тут пачкаются, каждый день мыть, да и не откроешь, пыль да гул. Нет, тут однозначно надо хороший стеклопакет ставить, а ведь сколько это денег съест… Мама дорогая! Покупка, установка, сборка… Да и найти еще надо, кто бы установил все это дело, чтоб назавтра не рухнуло. Да, тут не соскучишься! Щелковская ее все-таки как-то проще, там и без стеклопакета живи да радуйся. Вера усмехнулась. Вот так, давай-ка, давай, смейся! Стоп. А сколько времени?
Вера перевернула надетые на правое запястье часы и посмотрела на циферблат. Боже! Она вмиг поднялась. О чем она только думала? Пораженная сама собой, она припустилась к метро. Из перехода жалобно доносилось:
Полупустой вагон метро, длинный тоннель,
Меня везет ночной экспресс в старый отель,
И пусть меня никто не ждет уyyyyyyyyy дверей,
Вези меня, ночной экспресс, везииииииии меняяяяяяяя скооооорей.
О нет-нет-нет, пожалуйста, только не эта песня! Нет, умолкни! Сейчас ведь привяжется! Нет, Верочка, переключаемся! Так, вспоминай! Глорья, Глорья, туруру-туруру, Глорья, Глорья, туруру-туруру, иии Венченци с нео… иии Венченци с нео… (приглушенно) – напевала она, толкая дверь метро, изо всех сил сопротивляясь безудержной волне ветра, которому было будто невдомек, что она только позавтракала – и то неплотно! Глория (по нарастающей), Глория, Глория, Глория, иии Венченци с нео… Глория, Глория, иии Венчеееенци с нео… туруру-туруру, Глорья иии Венцченцио, Глорья и Венченцио, Глорья и Венченцио с неооо… Так, Верочка, все будет хорошо, все будет хорошо. Успокойся, Верочка, повторяла она как мантру, заходя в вагон. Последнее, что