моей совести».
После этого от нее не было слышно ничего довольно долго.
Может, месяцев восемь.
Все восемь месяцев он лежал, задержав дыхание.
На мыслях о будущем он повесил замок. Все контакты с прошлым отсек. Не брал трубку на неизвестный номер. Не пользовался и-мейлом. Залег на дно.
И все равно его нашли. И не важно, кто сдал – или вороны натрещали, или совы наухали, или его продали ежи из лесов вокруг отцовского дома. Они пришли и спросили: не видел ли кто? И им показали.
Его выследили. Его вызывают на ковер.
Ирена возобновила скандинавский террор за день до смерти отца. Последняя ее эсэмеска была такой: «Мое тело не узнают в Японии».
А может, это был не террор. Может, это был последний вскрик вёльвы?
Он поймал на себе взгляд Пустоши, Пустоты, и этот Взгляд был приговором.
Опустошенность. Devastation. Станция Дева. Пралайя. Холодея, он понял, что его поймали и теперь поведут в суд.
Яков решил, что явка с признанием смягчит наказание.
После кофе и сигареты Яков сказал брату, что хочет поехать во Львов. Брат подбросил его до церкви Юра, дальше Яков пошел сам.
Утро во Львове. Туман. Крики галок.
Сквозь строгие черные деревья. Голые черные ветки.
Стиснутый в одну точку, ритмично набирая номер Ирены, Яков шел по проспекту Свободы в сторону Высокого Замка. Там Ирена снимала квартиру.
По дороге Яков купил орхидею. Шея Ирены такая же длинная и тонкая.
Голос в трубке сказал, что такого абонента больше не существует.
Дорога на Высокий Замок. Шум машин.
Поднимаясь по улице к последним домам, Яков почувствовал недоброе. Из окна флигеля, где жила Ирена, кто-то выбрасывал вещи. Летели платья, белье, диски и книги.
– Эй! – Яков задрал голову. – Что происходит?
Поднялся по ступенькам к флигелю и позвонил в дверь.
– Чего надо?
– Это Яков, пани Мария.
– А ну иди в жопу, ты, сукин сын, чтобы я твоей ноги тут не видела!
– Откройте, я хочу поговорить. – Яков дубасил по двери. Ему открыла женщина в черном платке, старая шизофреничка пани Мария. – Вы почему ее вещи выбрасываете? Где Ирена?
– Да шел бы ты в жопу, сукин сын. Я ей сказала: я это все повыбрасываю к чертовой матери. Я уже ключи поменяла, она вчера пришла, плакала тут под дверью. Черти! Я вам говорю, люди добрые, кругом сатана! – задыхалась пани Мария.
– Вы что, выгнали ее?
– Я ей сказала: ты, проститутка валютная, ты меня будешь перед честными людьми позорить? Ой, Боже… А ну отойди, пусть воздух заходит в дом. Да мне от ее хлама дышать нечем…
Яков зашел в комнату, где жила Ирена. Он хватал все, что видел Иренино. Пани Мария вскрикнула:
– Ты как сюда залез, а? Боже, грабитель! Ты что делаешь?
– Пани Мария, да это я, Яков!
– Убирайся, пока я милицию не вызвала!
Схватив, что увидел, сбежал по ступенькам вниз. В грязи лежали вещи Ирены. Он собрал все.
Квадрат