– несомненно, все это сыграло свою роль. А тут еще быстрота и энергия, с какой технократический тоталитаризм вырулил из военных лет в начало эпохи «холодной войны», привлечение огромных военно-промышленных инвестиций, централизация принятия решений в связи с чрезвычайным положением и смешанное со страхом благоговение общественности перед наукой. Ситуация рушилась стремительно и тяжеловесно. Возможно, ни одно общество не смогло бы сохранить присутствия духа; вот и наше не смогло. И это поражение было не только американским. Никола Чиаромонте, пытаясь объяснить активное сопротивление итальянской молодежи, отмечает:
«…молодые – те, кто родился после сорокового года, – обнаружили, что живут в обществе, которое не внушает и не заслуживает уважения… ибо разве современный человек в своем коллективном существовании посягнул на роль какого-нибудь бога или кумира, кроме бога собственности, наслаждений и неограниченного удовлетворения материальных потребностей? Назвал ли он иную причину работать, кроме вознаграждения в виде наслаждений и процветания? Создал ли он что-нибудь, кроме своего «общества потребления», от которого так легко и фальшиво отрекся?»[38]
В Америке Аллен Гинзберг еще в середине пятидесятых назвал кумира старшего поколения бесплодным и всеядным Молохом. Это поколение, чье преждевременное старение так замечательно воплотил Дуайт Эйзенхауэр, а болезнь души так печально проявилась в непристойном поведении, которое люди вроде Джона Фостера Даллеса, Германа Кана[39] и Эдварда Теллера[40] были готовы назвать «политикой». В становлении духа не бывает четких ориентиров, но поэма Гинзберга «Вопль», возможно, стала самым громким объявлением войны поколений. Его можно поставить в ряд с другими знаковыми явлениями, одно из которых – появление журнала «Мэд», стандартного чтения старшеклассников. Правду сказать, инакомыслие «Мэд» было не сильнее «Деток Катценджаммер»[41], но все же язвительный цинизм журнала в отношении американского способа жизни, политики, рекламы, масс-медиа и образования возымел определенный эффект. «Мэд» привнес в кафе-мороженое яростную критику американского среднего класса, которая звучала в ночных клубах из уст комиков середины пятидесятых – тех же Морта Саля и Ленни Брюса. Детям, кому на момент появления «Мэд» было лет двенадцать, сейчас уже за двадцать, и у них за плечами десятилетняя привычка безжалостно поднимать на смех образ жизни своих родителей.
На более серьезном интеллектуальном уровне Гинзберг и битники хронологически совпадают с агрессивной активистской социологией Ч. Райта Миллса – например, с публикацией миллсовских «Причин третьей мировой войны» (1957). Примерно в это время ученическая писанина Миллса начинала превращаться в первоклассные памфлеты. Миллс никоим образом не был первым послевоенным деятелем, который стремился показать истинное состояние американской общественной жизни и культуры; храбрецы, основавшие