зеленые шелковые чулки. Не сестра ли Анна за нею гонится? Он ждет.
Мария резко останавливается.
– Ах, это вы!
Он и не думал, что Мария Болейн его знает. Она хватается одной рукой за стенную панель, другой – за его плечо, будто он часть стены. Мария по-прежнему обворожительна: белокурая, пухленькая. Она запыхалась от бега.
– Мой дядя… сегодня утром. Мой дядя Норфолк. Метал в вас громы и молнии. Я спросила сестру, кто этот ужасный человек, и она сказала…
– Тот, кого не отличить от стены?
Мария отдергивает руку. Смеется, краснеет, силится раздышаться, грудь под платьем ходит ходуном.
– На что сетовал милорд Норфолк?
– О… – Она начинает обмахиваться рукой. – Он сказал, кардиналы, легаты, от них в Англии никакой жизни. Он сказал, кардинал Йоркский разоряет знатные семейства: хочет править сам, а лорды чтобы дрожали, как мальчишки, которых могут в любую минуту выпороть. Разумеется, вам не обязательно меня выслушивать…
Мария выглядит такой хрупкой… Она еще не отдышалась, но он взглядом просит ее продолжать.
– Мой брат Джордж тоже бушевал. – Смешок. – Мол, кардинал Йоркский родился в приюте для бедных и взял себе на службу человека, который родился в канаве. Милорд мой отец сказал, милый мальчик, ты ничего не потеряешь, если будешь строго придерживаться истины: не в канаве, а в пивоварне, ибо он определенно не джентльмен. – Мария отступает на шаг. – А вы похожи на джентльмена. Мне нравится этот серый бархат, откуда он?
– Из Италии.
Теперь он уже не стена, а кое-что получше – Мария вновь кладет руку ему на плечо, рассеянно гладит ткань.
– А не могли бы вы раздобыть мне такой же? Впрочем, наверное, для женщины такой цвет мрачноват?
Она не сказала «для вдовы», думает он, однако мысль, видимо, отражается на его лице, потому что Мария говорит:
– Да, конечно. Уильям Кэри умер.
Он склоняет голову и тщательно подыскивает слова – Мария его пугает.
– Двор о нем скорбит. Как и вы.
Вздох.
– Он был добрый. Учитывая обстоятельства.
– Вам, наверное, приходилось нелегко.
– Когда король перенес свое внимание на Анну, он думал, будет как во Франции. Думал, она согласится… занять некое положение при дворе. И в его сердце, как он выразился. Обещал порвать со всеми другими любовницами. Письма, которые он писал ей собственной рукой…
– Вот как?
Кардинал говорит, короля ни за что не убедишь написать письмо. Даже другому королю. Даже папе. Даже если от этого зависит успех дела.
– Да, с прошлого лета. Он пишет и там, где стояло бы «Henricus Rex»… – Мария берет его руку и рисует пальцем на ладони. – Вместо подписи он рисует сердце, а внутри сердца – инициалы, его и ее. Ой, не смейтесь… – Она сама невольно улыбается. – Он говорит, что страдает.
Ему хочется сказать, Мария, а нельзя ли выкрасть для меня эти письма?
– Сестра говорит, здесь не Франция, а я не такая дурочка как ты, Мария. Она