а спросить непосредственно невозможно). Здесь же можно было бы отметить их равноправие (что само собой разумеется, т.к. они обе – еврейские женщины) в приведённой Вами и мной фразе. И вполне можно допустить их соавторство (но Дитрих, кажется, родилась всё-таки раньше), исходя из парадоксального естества сущности фразы. Вместе с тем, у обеих она звучала бы по разному, если бы это теперь можно было услышать: у Дитрих – это был бы снобизм, а у Раневской – вульгаризм. Мне так думается.
Бесценная Катерина Матвевна, уж Вы не обессудьте не очень молодого человека за его, как бы проявленную, грубость или хохляцкое невнимание – имею в виду себя. Честное пионерское, ведь Ваше второе пришествие спровоцировано лишь желанием следственного эксперимента. И этому желанию я, как есть представитель мужского населения, обязан был – если женщина просит. Больше того, признаюсь Вам, Катерина Матвевна, что в печали и даже отчаянии, и ручку с бумагой и конвертами подарил соседскому хлопчику, полагая, что Вам ничего более и не потребуется от меня. Это вот мне что-то понадобилось, потому и заглянул на почту. А тут – Вы, такая совпадения. Это ж прямо именины сердца. Опять нет повода не выпить. Но мне пока не рекомендуется по известной причине, такая жалость.
Разлюбезная Катерина Матвевна,
«Спасибо Вам и сердцем и рукой
За то, что Вы меня – не зная сами!»(126)
предупредили о походе Вашем с сестрой (только?) «на концерт». Обратно Вам скажу, меломанная Катерина Матвевна, а возможно ли сделать так, чтобы сестра побыла бы не только на концерте, а и какое-то время со своим (дай бог ему)? Чтобы может и мне бы приобщиться к высокому пролетарскому искусству, отправившись вместе с Вами, дорогая Катерина Матвевна, «на концерт» али представление, какое ни есть в каком театре и городе (как это было в «Хождении по мукам»)? Кроме конечно Парижа, Лондона али Москвы, потому как проживание там кусается (что в гостинице, что в частной квартире), да и языков не знаю, как и комдив Василь Иваныч.
И опять же остаюсь … ну, да Вы помните («Вы всё конечно помните…»(21), жив, здоров, чего и Вам желаю,
Сухов Фёдор Иванович.
5. Чем сердце успокоится?..
И обратно пишу Вам, любезная Катерина Матвевна, поскольку озадачили Вы меня и тем же огорчили, то бишь своим телеграфным стилем сообщения, что Вам ничего не надо (как в песенке одной поётся, копию которой в двух вариантах отправил Вам в качестве «концерта» отдельно бандеролью) и добавили: «СВОБОДНЫ».
Продолжаю.
Жозефина, Вы, как девочка Надя:
Девочка Надя,
чего тебе надо?
Ничего не надо,
кроме шоколада.
Всё это: спряжение-склонение, быстрый переход на «ты», но не со мной, в общем – сплошная Домагалик, а не «Любовь в сарае», в грозу, «в начале мая». Это – «Невыносимая лёгкость бытия», где Бетховен – хотя это не он, а она – родил два рогалика и пчелу и умер от рака, как мой Маркиз.
Но, вместе с тем, отметить надобно, сексапильная Катерина Матвевна: