стороне. Уже кого-то остановили и потрошат. Мне уходить в Малаховку, то есть – против шерсти. Я сейчас никому не интересен. Стрелка зажглась, поворачиваю, привычно обхожу своеобычные колдобины. Кажется, я их уже по именам знаю. Когда-то на дачу через них ездил, теперь вот к напарнику.
Ворота уже открыты. Автолыч ждет, значит. Заруливаю во двор. Здесь мой аппаратик будет дремать, пока не вернемся. Отсюда мы уже двинемся служебным универсальчиком. Жигуленок наш приветливо фырчит мотором. Салон теплый, уютный, прокуренный. Машина забита чуть не доверху разным инструментом. В багажнике моим вещам уже не отыщется и уголка. Хорошо так нагружена, капитально. Если б не «домики» под пружинами, то села бы арками на колеса.
Загоняю машину на то место, где обычно живет «четверка», глушу движок, вылезаю. Автолыч уже машет из проема двери.
– Привет, Васек, заходи! Кофейку на дорогу попьем!
Громко он говорит, непривычно для предутренней тьмы. Режет слух контраст этот, привык я, видать, к шепоту. Иду. Не то чтоб уж очень хотелось кофе, но ритуал такой перед дорогой. Вроде как и не поедешь нормально, если не хлебнешь кофейку чашечку. Швыряю вещи в салон кибитки, иду кофейничать.
Минут через двадцать выползаем. Автолыч догружает заднее сиденье своими вещами. Теперь и сзади нет ни миллиметра свободного пространства. Наталья, жена Автолыча, держит в руках пакет с термосом и бутербродами. Ждет, когда мы закончим с укладкой. Сухпай всегда идет в последнюю очередь, чтоб потом не искать его под грудами барахла. Кое-как впихиваем пакет между передними сиденьями. Все, больше ничего не уместить. Разве что под крышу, рискуя при резком торможении схлопотать баулом по макушке. Можно было бы сложить сиденья, но лучше этого не делать. Не дай бог авария, и все, что есть в багажнике, упрется в передние сиденья. Лучше так.
– Как там Вероника? – интересуется Наталья, когда мы уложились и засмолили по сигарете, отмечая победу разума над пространством.
– Да ничего, нормально.
Я смотрю на жену Автолыча и вижу, что она очень похожа на мою Нику. Вроде бы и разные они внешне, а есть что-то такое… Это, наверное, тревога и ожидание их роднят.
– Да, чего-то хотела у тебя спросить. Ты там с ней поговори, – вспоминаю я.
– Я позвоню.
– Вась, – Автолыч смущенно почесал нос, – ты сам за руль, ладно? Я вчера маленько перебрал.
Киваю. Насчет «маленько» я б, правда, посомневался: перегарищем прет так, что снег вспыхивает.
– Не вопрос.
Все привычно, хорошая примета. Будь Автолыч в норме – я б застремался. А так – пусть дрыхнет. Я в утренней зимней темноте больше шепот люблю и музыку. Поболтать и потом можно. И сигареты со вкусом одиночества очень такие особенные. Так что если выпадет Автолыч из реальности часиков до девяти, то и хорошо. Пусть отдыхает. Это только с девяти – плохо. Вроде бы и светло, и все проснулись. И жми на газ, кажется, – ан нет, на меня начинает давить сон. Особенно неприятно, если рядом кто посапывает. Никакие сигареты,