воле, а не в качестве заложника царственного брата Длинного Меча, как сын Маршала. Да убережет нас Господь от беды!
Гуго почувствовал, как мать содрогнулась под его рукой.
– Аминь, – произнесла она. – Я молюсь о Маршалах и их мальчике.
Они вернулись в дом, опустевший с отъездом гостей. Гуго ничуть не скучал по Длинному Мечу, но Ральфа ему явно недоставало, и внезапно он порадовался, что убедил своего веселого младшего брата оставить дома пахучие волчьи шкуры.
Глава 8
Замок Стригуил, граница с Уэльсом,
июнь 1206 года
Сидя за вышиванием, Махелт прислушивалась к тяжелому стуку капель дождя за окном. Она трудилась над чехлом для сундука с приданым. Зная, сколь искусна в вышивании ее будущая свекровь, девочка старалась как можно аккуратнее класть стежки на белую ткань. Каждый раз, втыкая иглу в ткань, она вспоминала, как быстро мчится время. Три месяца назад у нее начались месячные. Их называли «цветами», поскольку ее тело распустилось подобно цветку, готовясь принять семя, и теперь она могла понести, хотя ее таз был еще недостаточно широк, чтобы благополучно разрешиться. Махелт ощутила одновременно гордость и тревогу при появлении кровотечений, поскольку они знаменовали превращение из девочки в девушку и приближали ее свадьбу. Никто не поднимал тему брака, если не считать пары лукавых улыбок и общих разговоров за подготовкой приданого, но Махелт знала, что крошечная точка на горизонте стала гораздо ближе.
При звуке горна, возвещающем прибытие отца, девочка подняла голову к открытому окну и с облегчением отложила шитье. Мать тоже отложила иглу и поспешно приказала развести огонь.
– Они, должно быть, промокли до нитки, – заметила она, глядя на проливной дождь.
Махелт вскочила и потянулась к плащу:
– Я спущусь!
Она выбежала из комнаты, горя желанием первой встретить отца и хотя бы ненадолго заполучить его только для себя. Мягкие туфли из козлиной кожи мгновенно пали жертвой луж во дворе, но Махелт не обращала внимания ни на лужи, ни на намокший подол платья. Когда отец въехал в ворота, ее волнение возросло. На мгновение она снова стала маленькой девочкой в Нормандии, бурно радующейся возвращению отца и требующей, чтобы ее посадили в седло. Воспоминание потянуло ее вперед. С ослепительной улыбкой Махелт коснулась стремени, надеясь, что отец тоже вспомнит старые времена и подхватит ее.
Уильям Маршал горбился над лукой седла, но попытался сесть прямо.
– Матти! – хрипло крякнул он. – Матти, где твоя матушка?
Брызжущая радость Махелт сменилась давящим страхом. Глаза отца одновременно сверкали и были тусклыми, как полированные, но поцарапанные камешки. Его щеки горели.
– В замке, наставляет служанок…
– Так приведи ее, милая… – Отец спешился, но вцепился в лошадь, колени его подогнулись. Махелт чувствовала, что он пышет жаром, как печка. – Иди, дитя… Не подходи слишком близко, будь хорошей девочкой. Дорога меня утомила, я не хочу упасть