на грудь в тавернах, но это лишь подпитывало интерес, к тому же такого ей уж точно ещё никто никогда не говорил, одни ванильные комплименты и хвалебные банальные фразочки, странности и зов извращённой природы: “Не позволишь-ли, прекрасная, пригласить тебя на чашечку мятного чая?”, “В моём погребке хранится вино столетней выдержки, от прадеда. Хочу распробовать его с совершенной девушкой. Годами искал такую, и вот она предо мною”, “Что это миловидное дитя цветов и небес делает в этом трактире?”, “Совершенству нет предела, но что тогда я вижу пред собой, если не сам идеал?”, “Идём бухнём ко мне, а потом потрахаемся. Я буду нежен как… язык собаки, чесслово”, “Дорогая, я никогда не предлагаю дважды, но давай отправимся в мои хоромы, и я вылижу тебя как раб свою хозяйку, стану твоей подстилкой на целую ночь, съем весь твой пот и повыдёргиваю зубами волосы на твоём волохатом лобке”, “Красивая, я многое повидал в этом мире, был даже у самого океана. Но мечтания мои сбылись прямо тут, вот же ты – сексуальнее нет. И слёзы льются здесь внутри, где моё сердце бьётся”, “Дорогуша, у меня дома нас ждёт хорошее времяпрепровождение. А дальше как пожелаешь, я вдовец три раза. Опыт имеется”. Такое ей говорили чаще, чем просто: “Я отменно работаю язычком. У меня большой. Идём”.
И в глубине своих фантазий она искала честной грубой конкретики, а не пустого трёпа. Мечтала именно о таких словах, коими её одарил Дирхари. И мечтала почувствовать в своей заднице нечто такое, что окупит два дня на ногах. Чтобы даже на подушку сесть было больно, а спать пришлось бы на животе, уткнувшись лицом в постель. Это ведь так романтично, когда зад болезненно напоминает о “нём”.
– Меня зовут Штэлла, – представилась девушка и захихикала, увела взгляд, но сразу вернула обратно. – А ты осилишь заявленное?
– Я всегда отвечаю за свои слова, пьянчужка. Допивай и идём к тебе.
– Напористый и смелый. Может, ты герой?
– В точку. Только плащ не взял. Чтоб пойлом не заляпать. А твой дом далеко?
– Тут, рядышком, – сказала она и рывком опустошила кружку.
Они обошли таверну и оказались дома у Штэллы. Дирхари набросился на неё, как остервеневшая тёща на зятя, что в пьяном угаре притащил домой шлюху. Бесстыдно, нагло, грубо и очень активно. Она не сопротивлялась, а лупила его ладонью по щекам изо всех сил, и хохотала как чокнутая, и тряслась как припадочная, когда Дирхари старательно вершил обещанное. Ему это очень понравилось, особенно, когда Штэлла сама приняла инициативу, от возбуждения прокусила ему губу, высасывала вытекающую кровь, и почти выровняла его кривой нос мощным ударом кулака. Что-то проникло в каменное сердце Дирхари, кольнуло и прекратилось. Он захотел повторить это, ибо с Нифеей такого не случалась, а его измены обычно оборачивались разочарованиями. Но Штэлла получила желаемое, уснула на животе, слегка посапывая, и иногда она содрогалась, распуская перегар по просторному дому. Кругом царили ароматы ванили, выжимки из ягод и пряные масла. Дирхари решил не будить её, а принялся разрабатывать план на завтра, заострив внимание