вдруг стошнило меня, Володя. Страсть! И…
Она умолкла, тонкой ладошкой подбирая локон волос со лба.
-А.., вот оно что, – Владимир едва поднял голову, – да, ты вчера была бледна, – и тут же снова углубился в цветной разворот «Yolckische Beobachter», -теперь много продают несвежих продуктов, Элен. Будь осторожнее, дорогая.
-Не кажется ли Вам, что…, – Элен возвысила голос и было видно, что она, мучительно преодолевая стыд, с трудом подбирает слова, но нужное слово все никак не находилось и тут она, резко откинув одеяло, села на постели и твердо сказала:
-Пора бы нам, дорогой мой полковник… Как-то… Узаконить наши… отношения. Это вовсе не отравление. Это, мой милый, беременность.
Владимир оторвался от газеты, спокойно посмотрел на эту всегда волнующую его русую копну, совсем, как у Татьяны, только без того, самого заветного завитка на шее, и, отчего-то переведя взгляд на смятую скатерть и пустую «Мадам Клико», тихо, но твердо сказал:
-Я не… свободен, Элен, я уже как-то говорил тебе… И у меня есть жена. И… ребенок. Наверное.
-Где, в России? – ядовито спросила она.
-Что за вопрос. Я сварю тебе кофе.
-И ты что… Ты любишь ее? Любишь? Ладно, я, – Элен резво вскочила на кровати, бесстыдно сбросив с себя одеяло, – ну.., а как же та, та, та, что была с тобой… в годы борьбы? Татьяна? Тоже, небось… любишь?! Так ты всех своих баб… любишь?! Но их здесь нет. Где они? Нет! И никогда уже не будет! А… я?! Я?!! Что для тебя… я?!
-У тебя истерика, Элен, – скупо улыбнулся он. Ее неприкрытая нагота, вдруг плеснувшая наружу ее горячность, ее сведенные в милый розовый кружочек губы, когда она сердилась, эти милые губки, от которых он когда-то сошел с ума, вдруг в один миг перестали ему нравиться, вдруг потеряли свое притяжение и вдруг стали чужими и далекими.
Он отвернулся и стал смотреть в окно на медленно поднимающееся над городом солнце.
-Ты не ответил, Володя. Где… я? Я? В твоей жизни? Третий год уже…
-Ну, тебе, как видишь, места совсем не осталось, – попробовал улыбнуться Владимир, ставя кофеварку на керосиновый примус, но улыбка получилась грустной, – и тебе, милая Элен, было бы не легче, если бы я просто врал тебе…
-Перестань называть меня…
В эту минуту раздался настойчивый стук в дверь. Владимир с беспокойством повернул голову и пошел открывать.
Элен, стыдливо прикрывшись одеялом, скользнула в кладовку.
-Ба! Рас… Рас-пекаев! Черт же тебя возьми, братушка-Распекаев! – раздалось в темном, заваленном всякой всячиной коридочике, – ах ты, Гос-с-поди! Да… Какими ж судьбами!.. Очень рад тебя… видеть здесь. Ты что, брат… живой?! Ведь… Черт же тебя возьми! Да ведь… Такие ж, как ты… не выживали! Ты откуда взялся, Борька?
-Оттуда! Один, как видишь, выжил!
Владимир всплеснул руками и бросился навстречу старому фронтовому другу. Они крепко обнялись.
Распекаев, едва войдя в комнату,