говорит, она была очень красивой девушкой, и с достоинством. Ты оскверняешь ее память своей неряшливостью! – Анна в отчаянии всплеснула руками, а затем прошлась по комнате и собрала грязные рубашки Анджело.
– Уходи, я сам могу постирать.
– Еще чего! Хочешь, чтобы всех Бартолини считали свиньями? Семейную фамилию надо уважать. Не забывай, у нас свой бизнес. А пьянством горю не поможешь, – увещевала тетя Анна.
– Не указывай, – отрезал Анджело.
– Ты – член нашей семьи, мы за тебя волнуемся и не допустим, чтобы ты вконец опустился.
– И зачем я только приехал в эту проклятую страну? Она забрала все, что у меня было, всех, кого я любил. Мне здесь нечего делать.
– Тогда возвращайся в Италию, поджав хвост, и поведай свою историю. Начни опять работать на ферме, занимайся чем угодно, только не растрачивай жизнь попусту.
– Оставь меня в покое!
Тетя Анна ушла, а ее слова засели у Анджело в мозгу. Вернуться в деревню, где живет его брат, старенькая мать, родители Марии… Но как он посмотрит им в глаза?
Анджело выполз из дому в бар Рицци и пил до тех пор, пока в карманах не кончились деньги. Вернуться домой? Ничего позорного в этом нет. И все же что-то его останавливало.
Он протолкался через толпу и вышел на улицу. Тут он сам себе хозяин. Анна изводит его не хуже матери: делай то, делай это! Уехать в Италию? Черта с два. Здесь он сам распоряжается своей жизнью, может стать для всех невидимым, скрыться от друзей и родни, пить с кем захочет и когда захочет. Он никогда не вернется, ведь это будет означать полное поражение. К добру или к худу, Анджело останется в Америке.
Глава 33
Еще до того, как поезд подошел к вокзалу Трент-Вэлли, Мэй узрела три высоких шпиля Личфилдского собора. «Три девы», называла их Селеста. Она обратила внимание, что дома по обе стороны от железной дороги выстроены из красного кирпича, причем не ланкаширского – яркого и блестящего, из аккрингтонской глины, а более матового, с лиловатым оттенком. С одной стороны, Мэй переживала, что едет в совершенно незнакомое место, а с другой, радовалась, что пейзаж полностью отличается от болтонского.
Элла, утомленная дорогой, крепко спала. Сойти с поезда Мэй помог солдат в форме защитного цвета. Он направлялся в расположение своего полка, в Уиттингтон – это сразу за городом, как он сказал. Пока они ехали из Ливерпуля, маленькая Элла совершенно покорила сердце солдата, так что на прощание он даже сунул ей в ладошку шиллинг. Мэй подивилась доброте чужих людей и вновь невольно вспомнила о Селесте.
Денек выдался погожим, молодая листва зеленела на весеннем солнце. Наконец-то она вернулась на родину, подумала Мэй, хотя здесь все совсем по-другому. Вместо привычных глазу заводских труб – прекрасные соборные шпили, и дома не стоят ступенчатыми рядами, в отличие от Болтона.
К счастью, подошел омнибус, который доставил Мэй с вокзала в город, и вскоре она уже вышла на Рыночной площади. Заглянув в небольшое кафе, Мэй утолила жажду и улучила