мы. Интересно, для чего они нам все это показывают? Хорошо бы узнать, что у них на уме. Может, подойдем, спросим? – полушутя спросил Лупцов. – К нам они вроде бы пока не пристают.
– Эх, попались бы они мне на передовой, я бы им навалял, – проворчал Иван Павлович, но знакомиться с бродягами не пожелал.
Как только Лупцов с Иваном Павловичем перешли дорогу, бродяги прекратили драться. Они постояли некоторое время под деревьями, а затем также, перебежками от дерева к дереву, двинулись в обратную сторону.
До набережной они добрались без приключений. Всю дорогу Лупцов тщетно пытался мысленно нарисовать картину катастрофы и определить ее масштабы, но чувствовал, что имеющихся у него знаний недостаточно. Все это выходило за рамки его жизненного опыта, который, как оказалось, ограничивался очень скромным набором привычных ситуаций, банальных правил и определений да десятком условных рефлексов. Тем же самым занимался и Иван Павлович, но в отличие от своего спутника он не ломал голову над неразрешимой задачей, поскольку вообще не был склонен к абстрактным размышлениям. Все, что каким-то образом не вписывалось в его представления о мирной жизни, признавалось им враждебным, а следовательно, требовало перехода на военное положение и немедленного отпора.
Как бы в подтверждение его мыслей, за полкилометра до каменного моста Окружной железной дороги они наткнулись на плакат-уведомление, на котором в спешке черной краской было криво намалевано: «Проезд и проход в центр закрыт! Стреляем без предупреждения!»
– Ну вот, – с отчаянием в голосе сказал Иван Павлович. – А как же пройти-то? Без предупреждения они стреляют, сволочи!
Стоя у плаката, Лупцов всматривался вперед. Метрах в трехстах впереди улица была перегорожена наспех построенной баррикадой, за которой виднелись фигурки людей в военной форме. Особенно много их было у моста, солдаты там стояли вплотную друг к другу.
– М-да, – промычал Лупцов. – Мост, сами знаете, оборонный объект.
– А мне-то что делать?! – сорвался на крик Иван Павлович. – Объяснить-то они могут? Вот это написали, а что случилось, никто не говорит. Если война, так и скажите – война. Чего они людям голову морочат?
– Успокойтесь, Иван Павлович. Скорее всего, никакой войны нет. Может, они и сами не знают, что произошло, а мост на всякий случай охраняют от этих. – Лупцов кивнул назад, где остались дерущиеся бродяги. – Теперь только в обход, через Окружную.
Иван Павлович в сердцах плюнул на дорогу и открыл рот, чтобы разразиться словами справедливого негодования, как из заросшего пыльной сиренью палисадника послышались надрывные детские крики. И Лупцов, и Иван Павлович сразу узнали голос – кричала внучка Ивана Павловича. Но это был какой-то несвойственный для семилетнего ребенка, неживой заунывный стон:
– Дедушка, помоги! Дедушка, милый, помоги!
Иван Павлович мертвенно побледнел, уронил сумку и рванулся было вперед, но Лупцов загородил ему дорогу:
– Стойте,