проговорил он и больше ничего не ответил.
Мэри долго молчала, но внезапная мысль промелькнула в её голове. Сначала она отмахнулась от неё, но внутреннее чувство подсказало ей, что сейчас это единственное средство помочь мужу.
– Люк… Может, это не вовремя, но… Могу я попросить тебя?
– Да?
– Сыграй что-нибудь.
Он удивлённо посмотрел на неё, не предполагая такой просьбы. Но неожиданно почувствовал, что и ему самому этого хочется.
– Хорошо.
Со странным волнением Мэри следила за тем, как он достал скрипку, встал лицом к иллюминатору и вскинул смычок. Сколько раз за эти годы она слышала его игру, но так, как он играл сейчас, он не играл никогда. Столько силы, надежды и боли было в этой музыке, что весь мир вдруг подёрнулся дымкой и исчез за ней, и для Мэри остались только эти звуки, море, звёзды и силуэт музыканта.
Когда он закончил играть ― казалось, прошла целая вечность и в то же время она была подобна мгновению, ― Мэри встала, потушила свечу и молча приблизилась к Люку. В темноте она обнимала его напряжённые плечи, зарывалась пальцами в его мягкие волосы, и какая-то волна поднималась в ней, и слёзы наворачивались на глаза от осознания чего-то бесконечно большого и связанного только с ним, с ним одним.
Некоторое время он просто стоял, глядя в морскую даль. Потом отложил скрипку и резко повернулся к Мэри, сразу найдя губами её губы. Его рука нежно, но настойчиво скользнула к шнуровке на её платье, и дальнейшие разговоры были прекращены до следующего дня.
VII
Солнечный луч пробежал по стенам и полу, ненадолго задержался на краю белой простыни, легонько коснулся вытянутой руки молодой женщины и остановился на её щеке, обрамлённой вьющимися каштановыми волосами. В полусне она улыбнулась, ресницы её дрогнули. В этом едва заметном движении совершилась неуловимая перемена её состояния: только что всё спало в ней, но вот она открыла глаза, и, словно в волшебной сказке про спящую принцессу, пробуждающее дыхание жизни начало медленно заполнять пространство вокруг неё, окончательно превращая прошедшую ночь в наступающий день.
Мэри потянулась и приподнялась на локте. Ощущение чего-то глубокого и чистого в её душе проснулось ещё раньше неё и было первым, что она почувствовала, даже не осознавая причин, вызвавших это ощущение. Она зажмурилась от солнечного света, но луч уже скользнул ниже, и она перевела взгляд на мужа.
Каждое такое утро она встречала как впервые. Когда-то ей казалось, что высшая радость, какая может быть в мире, ― окунаться в сияние его чистых голубых глаз в ночной темноте, взлетая вместе с ним в звёздном океане. Но однажды она поняла, что есть радость ещё большая, чем эта, ― просыпаться рядом с ним, не боясь, что его образ растает, как грёзы, слышать его дыхание, видеть его, любить и желать ― в жизни, а не в мечтах.
Обычно он вставал раньше неё, но ей не хотелось его будить. Его широкая обнажённая грудь спокойно вздымалась во сне, но Мэри знала, сколько