года потери оказались слишком велики, а газетной площади было мало, поэтому приняли решение, что с определенной даты публикация имен производилась только по запросу тех, кто готов был за это платить, скажем, по три пенни еженедельно.
На газетной странице я заметила только один заголовок, касающийся эпидемии, – в самом низу справа: «Рост числа сообщений об инфлюэнце». Просто шедевр замалчивания. Как будто речь шла о том, что растет только количество сообщений об эпидемии, или, возможно, что эпидемия – всего лишь плод коллективного помешательства. Интересно, подумала я, выбор такого заголовка – это личное решение владельца газеты принизить значение опасности или он получил приказ сверху?
Впереди на фоне бледного неба высился величественный силуэт старомодного здания госпиталя. У меня свело живот. От радостного возбуждения или от нервозности? В последнее время трудно было отличить одно от другого. Я с усилием протиснулась к лесенке, и сила гравитации помогла мне преодолеть ведущие вниз ступени.
Стоявший на нижней площадке мужчина шумно откашлялся и харкнул на пол. Люди вокруг него отшатнулись, торопливо отодвигая от плевка башмаки и полы платьев.
Женский вопль:
– Вы бы еще стрелять по нам начали!
Сойдя с трамвая, я заметила аршинные буквы новых официальных заявлений на расклеенных повсюду плакатах:
НОВЫЙ ВРАГ В НАШИХ РЯДАХ: ПАНИКА ОБЩЕЕ ОСЛАБЛЕНИЕ СИЛЫ ДУХА, ИЗВЕСТНОЕ КАК УСТАЛОСТЬ ОТ ВОЙНЫ, РАЗВЯЗАЛО ЭТУ ИНФЕКЦИЮ.
ПОРАЖЕНЦЫ – ПОСОБНИКИ БОЛЕЗНИ.
Похоже, власти пытались нас взбодрить, как всегда, несколько истерически, но мне показалось несправедливым, что больных обвиняют в пораженчестве.
Над больничными воротами, отражая последние отблески уличных фонарей, сияли позолоченные чугунные буквы: Vita gloriosa vita. Жизнь, славная жизнь.
Помню, как в первый день работы – мне тогда было двадцать один год, – прочитав этот девиз, я буквально покрылась мурашками. Отец все три года оплачивал мою учебу в сестринском училище, после которого меня направили сюда работать медсестрой отделения три дня в неделю, и именно в этом внушительном четырехэтажном здании – мрачной, но по-своему красивой викторианской постройки – я обучилась всем премудростям профессии.
Жизнь, славная жизнь. Только теперь я заметила, что засечки на буквах почернели от сажи.
Я пересекла двор следом за двумя монахинями в белых чепцах и с ними вошла в здание. Говорят, из монахинь получаются самые усердные и самоотверженные медицинские сестры. И за все годы работы здесь рядом с ними я, естественно, чувствовала себя далеко не лучшей из лучших. Как совершенно справедливо считалось, эта больница – как почти все больницы, школы и сиротские дома в Ирландии, – хотя и финансировалась правительством, не могла бы существовать без помощи сестер-монахинь. Хотя практически весь наш персонал принадлежал к римско-католической церкви, двери больницы были открыты для любого жителя столицы, который нуждался