разуму, стремилась лишь к просвещению, к тому пути, что был уготован ей чуть ли не с рождения. Но вот что-то дало сбой в этих планах, и свернула она куда-то вбок от определённой линии. Что послужило этому?
От хана так и веяло благородством врождённым, как с молоком матери и кровью отцовской, что так и шептала, говорила, кричала ей интуиция, проснувшаяся нежданно и вставшая в полный рост. Всё давало знать о том, что не в салонах, и не в каких-то особенных школах аристократии воспитывался он, сын ханской династии, прямой потомок великого завоевателя. В глазах его зримо предстали и тревоги, и боли, и надежды, что цепью тугой связали молодого хана с его народом. А ведь и её учат этому. И выходило так, что они в какой-то мере были как два сапога пара. И в этом ощущалась вот такая неведомая близость душ по этому пути жизни, что в королевстве её, что в ханстве его.
Внезапный порыв ветра всколыхнул огненные блики ночного факела, встрепенув прерывистые тени кустарников и деревцев королевского академического сада. Но суждено ли было ему, ветру нежданному, вот так, же, закрутить, раскрутить в бешеном вихре мысли, идущие от шумного прибоя сердечного звона и вынести утлую ли лодчонку трезвого анализа, пышный ли корабль неудержных мечтаний, порождаемых таким буйством воображения на твёрдый берег благого рассудка? Нет, опоздал ветер, да и не нужен был он здесь, в этом и так завихрённом океане душевных страстей. Но было ли море спокойствия?
Да, задумалась она о знании изящного кранцозского языка, так и исходящего от молодого хана. Да, задумалась она о владении статным юношей великолепным языком, притом на высоком диалекте, достойной лишь избранной аристократии и учёным мужам королевства. Да, задумалась она, хотя думала и раньше, о необыкновенной внешности молодого хана, разяще отличающегося от самих нанголов, чьи раскосые глаза и грубая воинская внешность, и были природным признаком.
Забыла она, находясь в тисках неожиданного плена чувственного хаоса, настигшего внезапно её в череде последних явлений бытия, некоторые уроки, что как-то старался тайком от всех преподнести ей в дар старый философ Гидро. Вспомнит она, непременно вспомнит, но будет это позднее, и явится это совсем с другой стороны. Вот тебе и лабиринты жизни.
В данный миг, в тишине ночного академического сада, увлекаемая порывом ветра, истина прошла стороной, не обдав её и свежей росой просветления.
Но была и другая истина, о которой она не подозревала никогда. Всему свой черёд…
9
Как было бы на этом белом свете, если бы правили бал доброта, благородство, сострадание, милосердие, нежность, уважение, любовь и другие, другие драгоценные свойства души? Неужели? Характеризующие одни лишь положительные черты, свойственные существам разумным. Как было бы на этом белом свете, если бы разум изначально, из самого состояния зачатия взял бы и воспринял вот это хорошее, отбросив, как чужеродное организму, вот это плохое. Ну, разве могло бы появиться просто так вот такое качество как благородство.