вытягивал шею, стараясь заглянуть поверх камышей, кажется, он хотел увидеть деда. Хотел похвастаться, хотел спросить, что же делать дальше?
– Вот останесся один….
– Вот. Остался. И что, что делать-то?
Чуть потоптавшись рядом, полюбовавшись знатной добычей, стал дышать ровнее, начал, будто бы, успокаиваться. Ухватившись за заднюю лапу, Артемий выволок зверя на середину прохода, заметил, что по брюху, зарывшись в жидкую шерсть, торчат соски. Подумал: значит не волк, – волчица. Волчица была тяжелая, продолжала хрипеть. Дробь прошла вскользь, грубо, рыхло разорвав шкуру на голове и скулах, уродливо вырвав оба глаза. На рану было неприятно, даже больно смотреть. Рассуждая сам с собой, подумал:
– Надо бы добить, чтобы не мучилась, и не очухалась.
Снова прижал приклад к плечу и стал водить стволом, прикидывая, куда лучше выстрелить. По туше сразу решил не стрелять, – шкуру портить, уж лучше в голову, все – равно там все разбито. Шкура была, действительно богатая, красивая, плотная. Гладкая шерсть отливала голубизной. Хотелось погладить ее. Голова была безобразно разбита и представляла собой просто кровавое месиво. Волчица продолжала хрипеть, с трудом, но дышала. Наведя стволы в голову, в это кровавое месиво, охотник, почему-то плотно закрыл глаза, и нажал на спуск.
Выстрела не последовало, просто сухой, надтреснутый щелчок. Артемий открыл глаза, переломил ружье и обнаружил, что произошла осечка. – Вот, пожалел патрон, оттого и осечка. Снова захлопнул ружье, взвел курок, глаза уже не закрывал, просто чуть прищурился, – снова сухой щелчок. Выстрела не было. Волчица продолжала хрипеть, тяжело втягивала густой, болотный воздух и мелко, мелко дрожала.
Уже не открывая ружья, ещё раз взвел курок и, с открытыми глазами чакнул, прицеливаясь в голову волчице. Выстрела не было, не получалось.
В этот момент чуть дальше по проходу, в каких-то трех-пяти метрах от парня с нестреляющим ружьем в руках, возник, появился из стены камыша ещё один волк…. Он полностью обрисовался, выйдя на просвет и замер, уперев взгляд в охотника. Не скалился, не рычал, просто замер и смотрел на человека. Смотрел теми самыми, прозрачно-ядовитыми глазами, которые еще минуту назад были у волчицы.
У Артемия свело скулы и моментально пересохло в горле, на лбу выдавилась испарина. Руки не слушались, но он, все же смог открыть ружье и выкинуть оба патрона, залез в карман и с ужасом обнаружил, что там нет ни одного заряда. Все патроны были в лодке, аккуратно разложены на лавочке, приготовлены для охоты на уток…. Кажется, волосы под шапкой приобрели какую-то упругость, отчего шапка перестала чувствоваться на голове. Уже в который раз перехватило дыхание, а сердце бухало так, что Артемий невольно положил руку на грудь и прижал одежку к ребрам.
Волчица перестала хрипеть и начала подниматься на ноги. Охотник просто машинально отступил на пару шагов, ошарашено смотрел на волков. Волчица трясла разбитой головой, в болотную жижу капала кровь, смешанная