литров. Цирроз убил бы тебя прежде малярии.
Продолжить он не успел – толпа двинулась вперед, и они оказались в помещении заброшенного склада.
Театральный антураж отсутствовал напрочь. Не было ни афиши, ни билетной кассы, ни билетов, ни билетерши. Даже кресел, да что там – стульев и тех не было.
Зрители стояли плечом к плечу, входящие теснили переминающуюся на месте толпу. Мориса и Йозефа отнесло к столбу, еще полчаса публика старалась угнездиться в импровизированном «зале», потом двери закрыли, свет погас и установилась тишина.
Фонари рампы высветили служившее сценой возвышение без занавеса.
Навязчивый апельсиновый аромат заглушал запах табачного дыма – многие курили.
Беспросветная темнота.
Крики, стрельба, визг.
«Начало неудачное, театр любительский», – сделал первый вывод Йозеф.
Тусклый свет от свисающей со шнура лампочки падает на сцену. Крики становятся громче.
Йозеф вздохнул, спросил себя, сколько времени продлится спектакль в этом странном месте, и отреченно подумал: видимо, долго.
Грохот сапог, подобный кончерто аллегро или кавалерийской атаке.
По спине Йозефа пробежала дрожь. Его внимание привлекли трое мужчин и женщина в немецкой форме. Офицер, солдаты. На сцене не было ни декораций, ни мебели, лучи прожекторов светили на голую стену, создавая иллюзию кабинета, камеры, разгрузочной платформы с блоками и тросами, напоминающей пыточную комнату, ниши в стене.
Морис подтолкнул Йозефа локтем и шепнул:
– Вот она.
Кристина была безжалостна, методична, спокойна. Объявленный в розыск человек наконец арестован, но он ли писатель Каснер, один из руководителей разгромленной партии? Никто не может ответить, сохранилась всего одна мерзкая книжонка без фотографии на обложке (и зачем только сожгли остальные?).
Женщина молит Кристину о пощаде, взывает к человечности, та грубо ее отталкивает.
– Это Нелли, – прокомментировал Морис.
Час или два? Йозеф не знает, сколько продлилось представление, ему кажется, что совсем недолго. Он ошарашен, потрясен, такое с ним впервые. Морис первым начинает аплодировать, подавая сигнал остальным. Всеобщее счастье. Зрители хлопают до боли в ладонях, кричат «браво» – как еще они могут выразить свою благодарность?
Два прожектора освещают пустую сцену. Актеры не выходят на поклон, публика обижена, даже разочарована, люди встают на цыпочки: ну где же они, в самом деле?
Исчезли – ни актеров, ни театра. Остался только аромат апельсиновой цедры.
Толпа медленно вытекает из ангара.
– Ну как тебе? – спросил Морис. – Только честно.
Не дав Йозефу ответить, Морис сам пустился в рассуждения. Ему понравилась только Кристина – потрясающее удовольствие смотреть, как она двигается, как произносит текст, словно и впрямь верит в то, что говорит. Невероятная искренность. Без нее действо не имело бы никакого смысла. Пьеса не увлекает. Нечто вроде абстрактной живописи