не мели. Не бывало такого никогда.
– Можно подумать, то, что нынче творится – обычное дело. А ведь творится, и никуда не денешься от этого… – Флойбек обхватил сосну руками и выглянул с другой стороны. – А? Может такое быть?
Тот помолчал, перебирая ягоды. Алые капли скользили и перекатывались между его пальцев. Одну он случайно раздавил.
– Нет. Будет по-другому, – Гессен поднес ладонь к глазам, рассматривая красный след. – Главное, чтобы хуже не оказалось. Хуже того, что ты сейчас наговорил. Всё… Довольно об этом.
– Тоже думал, да? Признайся – ведь думал?
– А что думать, когда ничего не понятно, – Гессен вытер ладонь о траву. – Только себя изводить. Скажи лучше, где Арвельда носит?
– Вокруг Горы бегает, как всегда, – Флойбек глянул на заходящее солнце. – И уже ровно час с четвертью, как он опаздывает. А Ревень нас ужинать звал, уловом хвастался… Чего морщишься? А, Гора… Не любишь.
– Потому что нечего там людям делать, сто раз вам обоим говорил. Гора – вроде маяка, ее со всех мест хорошо видно. И я сейчас не про соседние острова говорю. Пошли за ним…
– Да сиди тут, сам схожу, – Флойбек соскочил вниз и через мгновение скрылся за поворотом Глухариной тропы.
Гессен остался один. Отставил корзину и зачем-то огляделся.
В этих местах тропа сильно петляла, то спускаясь к заливу, то снова поднимаясь к Горе. Узловатые сосны, кривые от вечных ветров, цепляются за каменные глыбы, между ними торчат старые истуканы, ставленые тут в незапамятные времена. Вот так стоишь один и знать не знаешь – пусто за ближайшим поворотом или притаился кто. Хотя кому таиться – рыбакам из деревни? Отроду не слыхали, чтобы на Глухариной тропе случилось что худое, но непонятно откуда привязалась тревога, и всё тянуло обернуться, не стоит ли кто за спиной…
Солнце отошло за утес и уже не слепило глаза. Корабль просматривался хорошо – и высокие обводы, и зеленые паруса, и раззолоченная носовая фигура в виде змеи. Такие на восточных судах встречаются, и на особенных каких-то. То ли владельцев обозначают, то ли их ремесло…
Корабль стоял на якоре, отражаясь в тихой воде. Рядом башня – точно великан забрел по колено в залив и стоит, глядя на вечернее море. А вокруг тебя древние сосны. На такое смотри – не насмотришься, глаз не оторвать. Но чем дольше Гессен смотрел, тем беспокойнее становилось на душе.
Корабль был тут лишним. Он явился откуда-то, откуда не должен был явиться, во всяком случае, на Храмовой гряде ему не место. Пусть исчезнет, и тогда всё будет как надо.
И слишком тихо кругом. Море шумит, ветер в соснах бродит, но всё не то… Потом стало понятно – чайки. В расселинах башни гнездились чайки, и сюда долетали их крики. А теперь было непривычно тихо, будто птицы скрылись куда-то.
Сверху, со склона, посыпался песок. Порыв ветра качнул кроны сосен. Холодный, студеный ветер, как зимой – только холод не морской, а могильный, каким веет от камня. Гессен не выдержал