со всеми её тяготами и преодолениями, всё же существует нечто по-настоящему достойное этой жизни. – Нечто, ради чего действительно стоит жить! Словно ярко горящая звезда в непроглядной тьме, эта случайность, способная указать хоть какой-то путь, хоть какую-то цель человеку, вспыхивала и гасла, ввергая мир снова во мглу.
Разглядывая окружающее его убранство, Висталь заметил фигуру в углу, стоящую рядом с небольшим столиком. Не спеша он подошёл к человеку, одетому как подобает учителю, и попросив прощения за вторжение, представился. Тимон из Флиунта, ответил учитель, и с интересом посмотрел на Висталя. Скажите уважаемый учитель, много ли учеников вы воспитали в этом чудесном заведении, и многие ли из них в последствии проявили свои знания на практике, дав вам возможность гордится. Ведь воспитанный ученик для учителя, это всё равно, что совершенное изваяние для скульптора, полноценная картина для художника, или созданное безупречное музыкальное произведение для композитора, не так ли? Вы правы, уважаемый Висталь. Нечто схожее с чувствами художника я испытываю, когда мой ученик добивается признания, или даже превосходит своего учителя знаниями и совершенством риторики. Да, подумал про себя Висталь, благодаря греческому пантеону, оказывающему огромное влияние на всё средиземноморье, риторика в этом мире ценилась гораздо больше, чем все остальные искусства. Только выверенное риторическое мастерство, в то незапамятное время имело ту силу, которая способна была завладевать умами и обеспечивать уважение народов, как собственно и позволяло властвовать над ними. И только в поздние века риторика потеряет львиную долю свей власти, отдав её печатному слову. Ибо всё высказываемое вербально, со временем обросло «плесенью пошлого интереса» и «мхом лживости», и стало загнивать на корню. И хотя власть слова не сдала окончательно своих позиций, но вера в сказанное, утратила своё величие, передав книгам и фолиантам весь пантеон мыслительных впечатлений.
Вы меня слушаете, уважаемый? Да, я весь внимании, уважаемый Тимон. Конечно тщеславие, которое является здесь главной мотивирующей предпосылкой, хоть и нарекается чем-то низменным, на самом деле являет собой основной мотив не столько для художника или музыканта, сколько для тех, кто оценивает поступки и желания, кто морализует всё и вся, в своих умозаключениях, – для того, кто собственно и выводит эти константы. Тщеславие учителя более благородно, чем тщеславие война, царя, или даже бога! Да простят мне моё уничижение и богохульство, и возвеличивание собственного ремесла. Мы создаём будущее, – действительное будущее! Но уважаемый Тимон, не склонны ли вы преувеличивать здесь свои заслуги? И не является ли ваше ремесло некими «ножницами и бумагой», неким лекалом, по большей части приводящим лишь к порядку сознания, и являющимся для свободных умов клеткой, и прокрустовым ложем, одновременно? И потому из ваших школ так редко выходят по-настоящему умудрённые личности. Вед человек по большому счёту, учится