синтез этих непримиримых противоположностей, создаёт все невероятные, чудесные и фантастические формы «живого». Именно здесь лежит тайна жизни, её волшебная гармония, и недосягаемая суть.
Аналогичную динамическую особенность имеют диффузные сношения в нашем разуме истины и иллюзии, порождающие такое грандиозное явление, как «сбалансированное идеальное воззрение», поднимающееся на такие высоты, которые были бы не доступны без этого внутреннего противостояния, и последующего синтеза. Ведь, как я уже говорил, всё самое великое, а значит ценное для нас, рождается в результате столкновения «взаимодостойных непримиримых врагов».
Несколько отвлекаясь от контекста, хочу вспомнить здесь музыку. Я долго думал, перекатывая в своём сознании её сущность, и задавая себе вопрос: в чём таиться её волшебная не поддающаяся никакому математическому или логическому разложению, форма? То есть, в чём её не подвластная нашему рефлексивному строгому аподиктическому созерцанию «телесность», создающая впечатление волшебной произвольности, не присущей более ничему в нашем мире? Как всё великое в этом мире, музыка представляет собой столкновение сил иллюзии и реальности, воплощающихся в синтез диссонансов и консонансов её последовательной мелодики. В этой последовательности и сочетаемости, она полностью повторяет нашу душевную агрегатность, её сакральные основы. Музыка словно лекало, отпечаток, – образец тонких душевных сплетений возвышенной сверх организации нашего тела. И вырвавшись наружу, она резонирует с близкими формами, тем самым вызывая восторг, и трепет каждой клеточки нашего органоида. Он тянется к музыке, словно к чему-то родному, чему-то, что может подтверждать и утверждать его бытие, давать, пусть иллюзорный, но смысл.
Конечно же, музыку, как собственно большую часть явлений нашего мира, можно перевести и в «цифровой формат», и этим занимается ныне каждый уважающий себя профессионал от музыки. Но если затем, начинают воспроизводить этот «формат», переводя обратно в музыку, строго придерживаясь его алгоритмической формы, соблюдая точно все цифры, то настоящей музыки, – не получается! Её волшебный полёт куда-то исчезает! Чего же не хватает? Вы скажете души? И я с вами соглашусь. Именно нашей души. А точнее той, присущей нашей душе погрешности, -произвола, в самой сакральной его основательности. Непредсказуемого полёта фантазии, искривления, некоей лжи в ней! Лжи, в грамматическом смысле, которая только и даёт впечатление всякой неповторимости. Музыка прекрасна тем, что в ней всегда есть некая противоположность математики, некий изъян, неточность. Обязательная примесь лжи, кривизны. В ней, в музыке дважды два, не всегда четыре, и в этом вся её волшебность. Ибо она содержит в себе тем самым, недосягаемую для разумности тайну, – воплощённую в звуках действительность бытия, которая своей основой имеет именно нарушение, некий сдвиг, искривление абсолютной гармонии. Кстати сказать, при котором только и возможно