что сейчас её прекрасные, яркие, синие глаза потухшие. Спящий вулкан! И пятна с «солнышка» мы прогоним! Алёна Игоревна – петербурженка, чудесный, талантливейший и многогранный пианист и сочинитель-композитор. Как она играет Грига! Какие сильные сюиты и пьесы на древнескандинавские темы! Особенно из норвежского эпоса, наших саг! Собственного, заметьте, сочинения-с! В её крови есть норвежский замес! И владеет норвежским неплохо, а английским – вообще о-ля-ля! Музыканты чувствительны к языкам, ха! И дух крови чуют!
«И чувствую бутафорию, и не каждую буффонаду принимаю. И эксцентрику, фарс, бурлеск «за краем» не люблю. И отличаю фейковость во фриках и фриковость в фейках, как и «Fuck you» от «Fack you» в интонациях английского. В контекстах смысловых, речевых и музыкальных тем паче…» – равнодушно отметила про себя Алёна. А вслух сказала скромно:
– Спасибо. Мои работы не заслуживают такой оценки. Я лишь – тут лауреат…, а там – дипломант…
Сутулясь и пряча глаза, поднялась высокая шатенка, в мягкой улыбке которой проглядывала та она, десятилетняя девочка, чувствующая свой недюжий Дар, ещё полная надежд и доверия. Сейчас, когда ей уже немного за тридцать, подизношенные нервы сильно подтрепали романтические надежды. Потускнело доверие. Потухли глаза.
– Что вы, уважаемая! Сколько сейчас дур с «накаченными» губами. Фейковых пустышек… Выставляющих себя тонкими. Чувствительными… А вы из дорогих, из породистых, из тех «раньших», настоящих. Что были воспитаны в прилежании, уважении, безусловном трудолюбии и тяге к знаниям. Что в конце фразы «Я этого достойна» ставили знак вопроса. Безоговорочно! Поиграете нам? Обещайте!
Пианистка, польщённая и взволнованная, кивнула и выпила бокал грога, что подсунул ей «народный слуга».
– а далее за Алёной по левую руку сидит наш Бергман и Феллини, Эфрос и …, я серьёзно, наш режиссёр Владислав Фёдорович. Вы не знаете его фильмов и театральных постановок? Ерунда! Узнаете! Просто он имеет дрянной, неуживчивый характерец. Угрюм-с! Остёр на язычёк-с! Но дюже талантлив! Ему ещё нет пятидесяти. Без го́ду! И он – «бе́згоду» от своего Звёздного Часа. Мы – надеемся! Я – уверен! У него есть всё! Ну… ну чуточку не хватает любви… Тоже, тоже рядом-с!
Худой, высокого роста мужчина, с полными, женскими губами и лёгким, почти незаметным тремором левой височной мускулы и щеки поклонился, не привставая даже. Глаза его прятались. Это были не расположенные к чужому вниманию глаза. Нервные, готовые дать отпор. Но какие-то ещё и оплавленные болью. Казалось, что этот сильный на вид мужчина стесняется чего-то, чего-то скрывает, боится, что его «застукают» за неким постыдным занятием. Подчас этот «Эфрос» если и поднимал свой «тяжёлый» взгляд на собеседника, то наблюдателю было приметно, что даже в простой беседе «ни о чём», в глазах режиссера горела невыразимая затаённая мысль и руки с тонкими длинными пальцами двигались, улавливая и эту мысль и то чувство, что сопровождало её. Это напоминало «кошачье ожидание» то ли опасности, то ли добычи.
«Этот