роту, еще будучи в чине лейтенанта, Эпторп без видимых причин повадился два-три раза в неделю в замок, и всегда во время одиннадцатичасового перерыва на чай. Он терся поблизости от помощника начальника штаба бригады или от другого офицера примерно того же положения, и те, полагая, что Эпторп прислан с поручением, уделяли ему внимание. Таким способом Эпторп узнавал немало новостей второстепенной значимости, коими нередко удивлял начальника штаба. Покончив с чаем, штабные расходились по своим кабинетам, а Эпторп заглядывал к главному делопроизводителю с невинным вопросом: «Будут распоряжения насчет второго батальона?» После третьего визита делопроизводитель доложил начальнику штаба, с тем чтоб ему разъяснили, уполномочен ли Эпторп задавать подобные вопросы и получать на них ответы. В результате было распечатано постановление, напоминающее офицерам, что являться в штаб бригады они могут только по делам и только с разрешения соответствующего начальства.
Прочитав постановление, Эпторп не замедлил прийти к начальнику штаба.
– Я так понимаю, разрешения теперь должны спрашивать у меня?
– Бог с вами, Эпторп, откуда такие мысли?
– Оттуда, что командир штабной роты и всем штабом командует, что вытекает из названия должности. Логично?
– Эпторп, вы что, пьяны?
– Разумеется, нет.
– Ну так ступайте к командиру, он лучше умеет объяснять.
– Вы правы. В столь важном деле каждая деталь важна.
Подполковник Тиккеридж нечасто выходил из себя. Однако в то утро крики его разносились по всему лагерю. Наконец на пороге канцелярии появился Эпторп, как всегда невозмутимый.
– Дядя, что там с тобой делали? Вопли на плацу были слышны. Что стряслось?
– Пустяки: подполковника бюрократия достала.
Трагическая потеря бушбокса как бы явилась для Эпторпа прививкой от грядущих потрясений.
В те времена армию еще не осаждали психиатры – они появились позднее. Не то алебардщики, без сомнения, потеряли бы Эпторпа. А так Эпторп остался – к вящему удовольствию своих товарищей.
Самым ярким примером Эпторпова помрачения можно, пожалуй, назвать войну, которую бедняга в одиночку вел с Королевскими связистами. Навязчивая идея о преступном неподчинении связистов доминировала над прочими Эпторповыми навязчивыми идеями во все время пребывания в Пенкирке; в итоге Эпторп сдался, но на почетных условиях.
А началось все из-за обычного недопонимания.
Эпторп при свете патентованной масляной лампы изучал свои обязанности и вычитал, что полковые связисты его батальона в административном отношении подчиняются ему.
С первой же секунды сия сентенция приняла в Эпторповом уме поистине угрожающие размеры. Эпторп уверился, что командир штабной роты не только участвует в сражении, но и контролирует его ход. Разве не это сказано в инструкции? На первое судьбоносное апреля батальон располагал десятью связистами. То были добровольцы, прельщенные кажущейся легкостью службы, практически необученные и оснащенные одними флажками.