рядом с трибуном.
– Я пришла… Я хотела.
Константин Германик, если и был смущен, то вида не подал.
– Я толком не знаю, чего ты хотела, прекрасная Ульрика. Скажи мне сейчас, ибо скоро подоспеет твой братец, и тогда нам уже точно будет не до слов.
– Я думала, что за тобой последуют римские легионы, – бесхитростно объяснила готская принцесса причину своего поступка.
Трибун постепенно приходил в себя, надевая штаны и обувая сапожки.
– И – все? Это – все, зачем ты пришла?
– Не знаю, – честно призналась Ульрика. – Теперь не знаю.
«Я тоже не знаю», – подумал трибун.
Готская принцесса затмила собой все, что было в его памяти. И жену, и девчонок-рабынь, которых подкладывал ему тесть во время беременности Елены.
Ульрика – живая, пахнущая морем и железом старого римского шлема, была рядом. И он не мог ее предать.
– Сейчас самое время пойти осмотреть Ольвию, – глухо молвил трибун. – Поспеши одеться, прошу тебя.
Глава ХI
Готский арсенал и дакийский кузнец
В дальнейшем события развивались так, как угодно развиваться событиям.
– Уважайте виновника вашей собственной фортуны, – как бы случайно произнес хитрый грек Эллий Аттик, закрепляя на спине римского трибуна застежки парадного панциря.
Когда Константин Германик появился в пиршественной зале для утренней трапезы, то застал там Винитария, о чем-то тихо советовавшимся с… Атаульфом. Таможенный офицер, бросив быстрый взгляд на вошедшего, кивнул ему. Показалось трибуну, или в глазах Атаульфа он действительно прочел что-то вроде благодарности?
– Будь здрав, дорогой гость, – тем временем провозгласил Винитарий, приподнявшись со своего ложа. – Прошу тебя, вкуси плоды земли готов.
На столе обнаружились хлебцы, вяленое мясо, овечий сыр. Почему-то рядом с кувшинами вина стояли молоко и вода. Мед в больших пиалах.
На этот раз Константин Германик правильно понял мотивы радушного хозяина. Очевидно, тот, не слишком искушенный в нравах Палатия, просто решил предоставить гостю завтрак на выбор.
– Благодарен тебе, Винитарий, – искренне ответил римский офицер. – Твое радушие за утренней трапезой достойно истинного христианина. Что касается меня, то для насыщения мне вполне хватит хлеба с медом да кружки молока.
Наместник благостно улыбнулся:
– Сдержанность в еде да питье рождает сдержанность в чувствах, препятствуя страстям. Так учит нас проповедник Арий.
Знал ли он о ночном визите к трибуну собственной сестры? Если знал, то виду не подал. И скорее всего, смирился, памятуя, что любовь к ближнему означает прощение ближнего. Тем более любимой сестры.
Почти идиллическую сцену завтрака прервал пес с варварским именем Цербер. Вопреки всем догмам христианства в арианском истолковании четвероногий охранник трибуна вдруг схватил со стола кусок мяса и тут же проглотил его с утробным рыком.
Краем глаза Константин Германик успел