Чернявин не должен робеть. Это лицо больше рассказывало о Зорине, чем мог о нем рассказать бригадир.
Нестеренко перешел к другим, их было еще шесть человек, все юноши шестнадцати – восемнадцати лет. Нестеренко всех их признал хорошими мастерами, прекрасными товарищами и колонистами, но в каждом отметил и недостатки, отметил в упор, улыбаясь сдержанно, выбирая и округляя слова, но в то же время не скрывал и досады, требовательной и въедливой. Лиственному Сергею он приписал слишком большую любовь к чтению, послужившую причиной того, что Лиственный ходит «как сумасшедший». Широкоскулому, белобрысому, нескладному Харитону Савченко – вялость характера. Борису Яновскому, кучерявому красивому брюнету, – наклонность к запирательству и брехне. Всеволоду Середину – пижонство, Данилу Горовому – неуязвимость характера и излишнее хладнокровие.
Все слушали бригадира молча, никто ничего не возражал, но когда он кончил, все загалдели, засмеялись, напомнили друг другу самые вредные детали характеристик и напали даже на Нестеренко с разными дополнительными вопросами. Но Нестеренко не долго их слушал:
– Чего крик подняли? Дайте же кончить. Познакомьтесь вот с Чернявиным, забыли, что ли?
Александр Остапчин закричал:
– Ты про нас можешь рассказывать, а про себя ничего не сказал? Когда я буду бригадиром, я про тебя расскажу.
– Вот я и подожду, когда ты будешь бригадиром, тогда и про меня скажешь, хотя я так полагаю, что ничего умного не скажешь. Принимайте Чернявина!
– Да уж приняли! Чернявин, руку! – Остапчин размахнулся своей рукой. – Санчо, довольно тебе там, бери человека в работу. Смотри, какой хороший материал для комсомольца.
Все посмотрели на Игоря, и этим моментом Игорь воспользовался:
– Синьоры!
Все затихли, повернулись к нему.
– Синьоры! Вы понимаете, я очень благодарен вам, что приняли меня к себе. Только вы понимаете… про вас вот товарищ бригадир все рассказал, а про себя я сам должен рассказать, правда?
Кое-кто улыбнулся. Акулин посмотрел подозрительно. Гонтарь с осуждением, Нестеренко сказал:
– У нас нет такой моды, чтобы новенький о себе рассказывал. Да тебе и нечего рассказывать. Какой ты человек, мы и сами увидим. А кроме того, не нужно говорить «синьоры». Понял?
– Понял, товарищ бригадир, виноват, товарищ Нестеренко.
– Иди сюда, Чернявин, – Санчо Зорин ожидал его в углу комнаты. – Вот твоя кровать, вот твоя тумбочка, все хозяйство. Мыло и зубной порошок получишь у помощника бригадира Остапчина. Два дня будешь отдыхать, а потом за дело. Вечером я тебе что-нибудь расскажу. Ты в каком классе будешь?
– В восьмом.
– Здорово. И я в восьмом. А вообще – ты свободный гражданин! Куда хочешь!
Санчо широким жестом показал на окно. За окном было поле, а на самом горизонте виднелись постройки города.
19
Он еще сырой
Вечером Игорь Чернявин заснул не скоро. Постель была свежая, прохладная, чистая, такая