зажигалкой, чтобы разжечь огонь. Полуголый, он занимался сырым мясом, думая, что в этот момент он, должно быть, похож на пещерного человека, на какого-то давно забытого предка. А кто сможет опровергнуть, что тот никогда не стоял на этом самом месте? Тысячелетия назад или даже несколько столетий, какой-то ирокез без рубашки и в набедренной повязке из шкур разжигал огонь, чтобы плоть от плоти его вкусила плоти. При мысли об этом он улыбнулся.
5
ОНИ ЕЛИ НА ТЕРРАСЕ НЕОДЕТЫЕ. Куча полотенец ярких цветов и бумажные салфетки в пятнах кетчупа. Гамбургеры размером с хоккейную шайбу внутри воздушного хлеба. Роуз была особенно падка на терпкие чары картофельных чипсов с уксусом. Крошки и жир на подбородке. Аманде нравилось, что Роуз все еще могла вести себя как маленькая девочка. Ее разум был одно, ее тело – другое: дело было в гормонах из молока, или же в пищевой цепочке, или в водоснабжении, или же в воздухе, или кто знает в чем.
Было так жарко, что родители даже не отправили детей принять душ, прежде чем те плюхнулись на клетчатую обивку дивана всей тяжестью своих тел. Арчи худосочный – Роуз пышненькая: торчащие ребра и созвездие родинок – ямочки на локтях и мягкий подбородок. Роуз хотела посмотреть мультики, а Арчи был втайне рад этому: он тосковал по собственному детству! Его кожу покалывало от холода в кондиционированном помещении, незнакомый диван был мягким, его разум и речь, казалось, были невнятными и заторможенными от дневной жары или физического напряжения. Он слишком устал, чтобы подняться еще за одним гамбургером, остывшим, залитым кетчупом, который он съел бы на кухне, стоя на холодной плитке. Еще минутку, думал он, но тело ныло от голода после часов, проведенных в бассейне, или, может быть, его тело всегда чувствовало себя так после часов, проведенных взаперти в машине.
Аманда пошла принять душ. Разбрызгиватель был закреплен на потолке, и вода падала сверху как дождь. Она включила воду погорячее, чтобы смыть остатки солнцезащитного лосьона. Эта штука всегда ощущалась, как нечто смутно ядовитое, поэтому унция профилактики и все такое[6]. Волосы ее были ни короткие, ни длинные, без челки, которая придавала бы ей моложавость того рода, который был не очень хорош в офисной среде. Два разных вида тщеславия шли вразрез – желание выглядеть профессионально было сильнее желания выглядеть женственно. Аманда знала, что соответствовала образу той женщины, которой являлась. Это можно было понять издалека. Посадка головы и осанка, одежда и внешний вид – все говорило о том, кто она такая.
Ее тело все еще хранило остаточное тепло от солнца. Вода в бассейне почти не принесла облегчения, она была тепловатая, как в ванне. Конечности Аманды казались отяжелевшими и одновременно великолепными. Она хотела лечь и провалиться в сон. Ее пальцы блуждали по тем участкам тела, где ощущения были лучше всего, ища не какого-то внутреннего удовольствия, но чего-то более интеллектуального: подтверждения того, что она, ее плечи, ее соски, ее локти – все это существовало.