ведь гости незваные-нежданные, приготовиться к встрече не успели!
– Из-за чего распря, детушки? С чего обида? Или мы не православные, чтобы мирно все решить? Ты же умный, Гришенька, давай поговорим?!
Сильней задул ветер, низко над землей понеслись тучи, скрывая и открывая солнце. Баранов прижал рукой шапку к голове, чтобы не сдуло.
– В прошлом году ты уже поговорил с нашими каюрами, выкупленными из рабства у чугачей, они к тебе сбежали! – вразнобой закричали со стены.
– Я ли в том виноват? – в усмешке дрогнули усы Баранова. – От хорошего хозяина чадушки не бегают.
Коновалов позеленел от обиды, выругался в полный голос, схватил ружье, наставил ствол на управляющего с Кадьяка. Дружки Баранова снизу взяли на прицел его и всех засевших у бойниц.
– Ну, не дурак ли ты, Гришенька? – не мигая, смотрел на Григория гость. – Не в меня – в себя целишь. Узнают дикие, что мы с тобой в ссоре, – всем будет плохо, но я с киселевскими стрелками на Кадьяке, может быть, и отобьюсь, а вас в Чугачах и Кенаях точно перережут.
Дрогнул ствол на стене, поднялся выше.
– Зачем нам ссориться? – продолжал Баранов. – Вы – артели Лебедева-Ласточкина, мы – Шелиховские. Они ведь друзья, компаньоны и пайщики. Между ними раздора нет, что же нам делить?
– Ну и балаболка! – расплевался Алексашка Иванов, вернувшийся на Нучек вместе с Коноваловым, и крикнул вниз, высунув голову из-за острожин: – Ты скажи, сколько шкур на пай взяли твои промышленные в прошлом году, потом наше, добытое, посчитай! Ни Лебедев, ни Шелихов мне убытки не заплатят… – И к управляющему: – Гришка, гони их, пока я этому хрену ус не отстрелил! – закричал, сатанея.
Баранов солидно поправил пышные усы, не положенные ему, купцу, по регламенту, усмехнулся с вызовом в глазах, сказал жестче:
– Пожалеете, ребятушки, да поздно будет!
– Убери партию из Кенайской губы с наших промыслов, потом говорить будем!
– На Касиловке мое зимовье было срублено раньше вашего редута, – глазом не повел на кричавшего Баранов, – а я вас не гоню – вместе промышлять предлагаю.
– Шелиховский каюр под кустом кучу навалит, и на десять верст не подойди – их земля! – поперечно крикнул Иванов.
– С тобой промышлять? – искренне удивился Коновалов. – Ты черта обманешь… Думаешь, кругом одни дураки? Слышали про хитроумного, который дружкам морды выбрил, сажей вымазал, шведский корвет спалил и на диких все спер…
На стене дружно захохотали. Усы Баранова ощетинились, задравшись концами вверх, но улыбка не сошла с лица.
– А вот об этом, Гришенька, по контракту ты обязан не мне, а Охотскому коменданту докладывать! Значит, не договорились? – жестко усмехнулся. – А жаль! – И добавил с угрозой в голосе: – Ладно, отпусти Котельникова, и мы уйдем, не возьмем греха на душу.
– Накось выкуси! – сложил дулю Алексашка Иванов. – Сначала убытки оплати за прошлый год.
Улыбка начисто сошла с лица Баранова, в глазах попыхивали недобрые