мечтала о мужчине, который не сможет прожить без нее ни дня, будет сходить с ума от одной мысли, что может потерять ее, будет до изнеможения заниматься с ней любовью, изо дня в день доказывая ей, что она самая желанная женщина в его жизни. С Альбертом же Элис ощущала себя невидимкой. Он часто говорил ей, что любит ее, но в его устах даже самые искренние и проникновенные слова теряли свой первозданный смысл и казались вымученными, словно Альберт заучил их.
– Если у тебя нет на сегодня дел, почему бы тебе не привести в порядок ванные комнаты? Ты давно в них не убиралась, – сказал Альберт, не отрываясь от газеты.
Элис почувствовала, как внутри нее все вскипает. Альберт любил пускать пыль в глаза, доказывая всем вокруг, что у него, как он любил говорить, противно растягивая слова, водятся деньжата, и он любит их тратить. На самом деле Альберт был ужасным скрягой и считал каждую копейку. Сколько Элис его ни уговаривала, сколько ни пыталась убедить его, что ей трудно в одиночку наводить порядок в доме, он так и не согласился нанять домработницу. Альберт считал, что содержать дом в чистоте – ее обязанность, не говоря уже о том, что ей все равно больше нечем заняться, кроме как натирать пол и скрести кафель в ванных.
Элис почувствовала, как полукружия ногтей до боли впились в кожу. Она едва сдержалась, чтобы не запульнуть в лицо Альберту горячей вафлей, но в последний момент что-то ее остановило. Она сделала глубокий вдох, выключила вафельницу и с громким стуком поставила на стол тарелку с вафлями. Они лежали друг на друге, сложенные аккуратной стопкой, по которой медленно стекал густой карамельный сироп.
Почувствовав сладкий запах выпечки, Альберт, наконец, отложил газету и с удивлением обнаружил перед собой Элис – словно это не она суетилась перед ним на тесной кухне последние полчаса.
– Какая ты у меня хозяюшка, – довольно сказал Альберт, накладывая себе в тарелку сразу две вафли.
Элис поморщилась. Она ненавидела, когда Альберт называл ее хозяюшкой – одним этим словом он обесценивал все ее амбиции и еще не забытую мечту стать танцовщицей. Она молча села напротив мужа, подцепила вилкой вафлю и обмакнула ее в сладкий сироп. Положила в рот кусочек и, монотонно жуя, уставилась куда-то в сторону.
– Ты сегодня не в духе? – поинтересовался Альберт.
И снова этот обеспокоенный тон! Как будто он в силах ее развеселить, и это не его вина, что у Элис испортилось настроение. Альберт ел медленно, лениво ковыряя вилкой кусочки вафли, словно назло ей.
– Со мной все в порядке, – тихо отозвалась Элис.
В обычный день он свел бы ее с ума, пытаясь выяснить, что случилось и почему она не улыбается, но в то утро Альберт слегка опаздывал, и у него не было времени, чтобы ее допрашивать. Покончив с завтраком, он быстро собрался и замер у двери в ожидании сэндвича на ланч и поцелуя на прощание. Получив и то и другое, удовлетворенный Альберт торопливо вышел из дома. Когда дверь за ним захлопнулась, Элис с облегчением прислонилась к стене, приговаривая себе под нос: «Ненавижу,