сопли».
Откуда я это знаю? Просто вы все – такие же, как мистер Чистюля. Холодные, жесткие, равнодушные люди. Те, кто пройдет мимо, когда я захлебываюсь рыданиями в темноте, и даже не подумает протянуть руку помощи.
Вы те, кто всегда осуждает. И никогда не встает на защиту. Те, у кого в кармане взрослого пальто всегда припасен окровавленный камень, чтобы швырнуть его в того, кто оступился. И вы те, у кого никогда не найдется запасного носового платка.
Вы хотите читать о крови, о предательстве, о насилии. О страданиях, убийствах и горах трупов. Потому что вам не интересно читать о любви. Вы не желаете о ней знать. Вы сонно зеваете от одного упоминания о ней и оживаете лишь тогда, когда на странице мелькает слово «смерть».
Стервятники. Падальщики. Пустые мешки из кожи.
Да, я ненавижу вас всех так же сильно, как и мистера Чистюлю. Потому что вы ровно так же виноваты во всех моих несчастьях, как и он. Ваша политика невмешательства, построенная на чужих слезах и реках крови, не работает в мире людей, способных чувствовать. Ваша маска отчуждения, с трудом налезающая на ваши лоснящиеся лица, давно превратилась в ужасающую гримасу уродства.
Вы всерьез полагаете, будто идти своей дорогой означает сметать на своем пути чужие тропки. Особенно, если они пересекаются с вашей. Но кто дал вам такое право? Кто позволил вам полагать, будто вы – именно те, чья жизнь в этом мире весит больше, чем все остальные? Кто? Кто, черт возьми, внушил вам эту разрушительную веру в собственную исключительность?
Как вы можете спокойно жить, осознавая тот факт, что вы несете с собой исключительно разрушения, боль и разочарование? Почему вас до сих пор не тошнит от самих себя?
Неужели вы всерьез верите в то, что, игнорируя чужую боль, вы сумеете избавить себя от собственной?
Вы, взрослые люди. Но еще более наивные, чем пустоголовые сопливые младенцы.
– Софи, пожалуйста, выпей таблетку. У тебя начался бред.
– Ты! – я с трудом сфокусировалась на худом мужском лице, маячившем прямо надо мной. – Кто дал тебе право унижать меня? Кто позволил тебе смеяться надо мной?
– Я никогда не смеялся над тобой, Софи, – терпеливо возразил низкий голос. – Возьми таблетку, у тебя сильный жар…
– Отвали от меня, – я наобум взмахнула руками, пытаясь вышибить из пальцев мистера Чистюли протянутый стакан с водой. – Даже хищники не играют со своей жертвой перед тем, как сожрать ее. Это низко, это подло!
Я сипло закашлялась, а затем в очередной раз разрыдалась.
В голове все гудело. Перед глазами расплывались большие разноцветные пятна. Дышать становилось все труднее, и чтобы сделать очередной вдох, мне приходилось сгибаться чуть ли не пополам.
Тонкое одеяло, прикасаясь к моей коже, обжигало хуже, чем раскаленная поверхность утюга. Казалось, что оно соткано из миллиарда измельченных иголок.
– Где мой плеер? – прохрипела я, даваясь очередной порцией сухого кашля. – Дай мне мой плеер!
– Зачем он тебе?
Я знала, что он сидит рядом