Пингвин, который засунул голову под «Бош».
– Живой? – глупо поинтересовался бандюган.
– Кто?
– Пингвин!
– Нет, дохлый, – рассердилась я.
– Так в чем вопрос? Сверни ему шею и выкини.
– Не могу, он живой.
– Тьфу, – сплюнул браток, – совсем запутали, то живой, то дохлый. Надоть-то чего?
– Поднимите холодильник.
– Не вопрос, – хмыкнул «спасатель» и, обдав меня запахом одеколона «Труссарди», пошел на кухню.
– Где Пингвин? – поинтересовался он.
– Вот, – показала Лиза.
– Так это кошка, – протянул Андрей, легко отрывая от пола огромный холодильник, – а говорили пингвин!
– Он и есть Пингвин, – пояснила Лизавета, прижимая к себе обалдевшего котика. – Зовут его так, Пингва.
– Твою… – начал сосед, потом глянул на Лизу и сдержался.
– Спасибо вам, – проникновенно сказала я.
– За спасибо не работаем, – хмыкнул парень. – Процент со сделки, или на счетчик поставлю.
Но, увидав мое вытянувшееся лицо, засмеялся.
– Шуткую я так, всегда готов, по-соседски, когда чего, ну гроб вынести…
– Спасибо, гроб пока не надо, – пробормотала я.
– Зовите, коли чего.
– Спасибо.
Тяжело ступая, Андрюша пошел к двери и тут увидел Рамика.
– Отличный пес вырастет, – со знанием дела сообщил он, – мастино-неаполитано. Зверь – смерть на четырех лапах.
– С чего ты так решил? – Я перешла от испуга на «ты». – Почему мастино-неаполитано? И вообще, это что за порода такая?
Андрей хохотнул:
– У приятеля мастина живет, огроменная. Так щенок точь-в-точь такой был, мелкий и серый, а потом елда выросла, уж простите…
– Рамик беленький… – начала было я сопротивляться и осеклась. Ну надо же, утром, когда мы уходили, шерстка найденыша напоминала по цвету кусок сахара, вымоченного в кофе. А сейчас это был рафинад, засунутый в слабый раствор черных чернил. Наш новый жилец серел…
– Что такое елда? – спросила Лиза.
Андрей Петрович крякнул:
– Ну чисто конкретно не объясню. У мамаши спроси.
– Как выглядит мастино? – задумчиво протянула я.
– Ща, – пообещал сосед и, брякая золотыми цепями, исчез за порогом.
– Что такое елда? – не успокаивалась Лиза.
– Не знаю, – пробормотала я, растерянно оглядывая весело вертящего хвостом Рамика, – но, судя по тому, что наш сосед произнес потом «уж, извините», думаю, нечто крайне неприличное, и тебе следует забыть это слово как можно скорей.
– Ага, – протянула девочка. – Ну вообще-то, папа все время матом ругался, но такого я не слышала…
Я только вздохнула: эта привычка нашего бомонда отвратительна.
– Вот, – раздался за спиной запыхавшийся голос, – вот, глядите, мастина!
Я обернулась. На пороге стоял радостный Андрей. В левой руке он сжимал настенный календарь.
– Вот, – повторил он и ткнул пальцем в фотографию.
Я перевела взгляд на снимок и почувствовала,