и его ведомства. У него множество штатных и заштатных сотрудников во всех сферах. Неплохо было бы попросить их обращать внимание не только на неблагонадежные в политическом плане беседы, но и на похвальбы или угрозы в адрес гулящих женщин. Да и не только гулящих. Если убийца и в самом деле маньяк, то он должен гордиться содеянным и стремиться поделиться подвигом. В-третьих, нужно разослать запросы в близлежащие губернии: не случалось ли у них подобных ужасов, не оттуда ли ли к нам этого пакостника занесло. Ну и пункт пока что заключительный: еще раз следует настойчиво и внушительно поговорить со здравствующими барышнями, разыскав всех отсутствующих.
Потекли одинаковые, словно стеклянные бусы, дни. Не сказать, что дел вовсе не было – народонаселение столицы не стало вдруг законопослушным: случались и разбойные нападения, и квартирные кражи, и даже убийства на почте ревности или корысти. Среди убитых за четвертую неделю июня попались и две миловидные дамы, но ни в одном из преступлений не угадывался почерк душегуба с Калашниковской набережной. Хотя на каждый случай прибывали лично Филиппов с помощником и доктором Кушниром, придирчиво, в три пары глаз, вглядывались в раны, но Павел Евгеньевич категорично мотал своей бородкой, и дело переходило в ведение соответствующего пристава.
Еще раз были опрошены все петербургские жрицы любви, находящиеся в городе. Отсутствующих объявили в розыск, имеющимся в наличии еще раз предъявили словесный портрет предполагаемого длиннорукого убийцы в черном пальто и пасторской шляпе. Скорее, в профилактических целях.
Раскинутая же политическим сыском широкая сеть пока никакого улова не принесла.
По прошествии недели с момента первого и, хвала небесам, пока единственного в своем роде убийства Константин Павлович Маршал испросил у Владимира Гавриловича трехдневный отпуск, так удачно устроившийся между выходным днем по случаю Рождества Иоанна Предтечи и ближайшим воскресеньем. Отпуск этот потребовался ему для того, чтобы все-таки навести некую определенность в своем полухолостом положении. Ибо на этом фронте ситуация сложилась довольно странная и для ответственного Константина Павловича не вполне комфортная.
Занятый службой, Маршал покидал квартиру рано, возвращался поздно. Утром его неизменно ждал волшебный завтрак, но в одиночестве – Зина успевала все приготовить до его пробуждения и убежать до его выхода в столовую. Вечером же накрытый стол теперь всегда уходил на второй план, обед сильно простывал, уступая место иным человеческим нуждам, но в такие моменты – весьма приятные, но к вдумчивому разговору никак не располагающие – также ничего разрешить не удавалось. А совместно принимать пищу и уж тем более оставаться на ночь в квартире Константина Павловича Зина отказывалась наотрез. Несколько раз, собрав в кулак всю волю и решительно задрав подбородок, Маршал пытался предотвратить предобеденное действо, силясь завести разговор о женитьбе или хотя бы совместном проживании. Но едва ль найдется