начал, как потерпевший!
– Понятно. А от чего ты его отвадить хотел? Нешто он на вашу хозяйку глаз положил?
– Типа того, – помрачнел Дмитрий.
В жарко натопленной хате их уже заждались. В гости к ее обитателям заявились дядька Никифоров и еще пара унтеров, приглашенных по случаю «проставы». Накрытый стол ломился от яств, но начинать без Будищева и Галеева было не с руки, и гости стойко терпели, сглатывая слюну.
– Где вы столько пропадали? – встревоженно спросил Лиховцев.
– Свежим воздухом дышали.
– А ротный зачем вызывал?
– Да ты знаешь, Леша, мы так толком и не поговорили…
– Ну, это не секрет, – пробасил Галеев, – их благородие хотел тебя в писарчуки перевести. Да только вишь, как неловко вышло…
– А Погорелова куда?
– А ты думаешь, почему он так злобится? – вопросом на вопрос ответил унтер. – Ладно, бог с ними, скажите лучше, наливать нам сегодня будут? А то я озяб чего-то!
Перед собравшимися тут же появился запотевший от мороза штоф полугара[20], вызвав у них гул одобрительных возгласов. Содержимое было немедленно разлито по чаркам, разобрав которые все вопросительно взглянули на Будищева с Галеевым.
– Ну чего, скажите что-нибудь обчеству, – хмыкнул Никифоров.
– Почему бы и не сказать, – пробасил командир отделения. – Митька у нас солдат справный и, самое главное, бедовый! На таких все и держится, они шилом бреются, дымом греются, ну и своего при случае не упустят, это уж как водится. Еще года не прослужил, а его уже полковник отметил да наградил. И я ни в жизнь не поверю, что этот стол всего на три рубля накрыт. Так что давайте выпьем, дай бог, не по последней!
Служивые с удовольствием выпили и тут же закусили ядрено пахнущей чесноком колбасой и нежными белыми булками. Затем еще по одной, и еще…
Охрим, которого тоже пригласили, выпив немного, отошел от своей обычной угрюмости и, что-то бубня, рассказывал то Шматову, то дядьке Никифорову. Федька, почти не слушая его, смотрел влюбленными глазами на сновавшую кругом, принарядившуюся для такого случая Ганну.
Молодая женщина, почувствовав повышенное внимание к себе, раскраснелась, похорошела и усиленно потчевала дорогих гостей, не забывая улыбаться.
– Кушайте, прошу пана, сегодня же свято![21]
Дмитрий же, сам выпив всего ничего, подливал другим, говорил тосты, подшучивал над собравшимися, а потом тихо вышел на хозяйскую половину и заглянул за занавеску к Оксане. Девочка, свернувшись калачиком на своем топчане, крепко спала, не обращая внимания на шум. Какое-то время он печально смотрел на нее, а затем обернулся на скрипнувшую половицу и увидел ее мачеху. Та пьяно улыбнулась и, покачав головой, заговорила:
– Ой, не разумею я тебя, москаль, хитрый ты или глупый?
– Глупый, наверное, – пожал плечами тот.
– Она долго спать не хотела, все тебя ждала да беспокоилась отчего-то.
– Пусть спит, ей полезно.
– Не была бы хворой, побежала бы с подружками колядовать, а так что же.
– Ничего,