сейчас он сидит перед ней на корточках, твердит, как в бреду, что, наверно, убил человека, и хочет, чтобы она его утешила, сказала, что все в порядке.
Она и скажет это. Разве не так? Ты собираешься ограбить приличного человека, но тебе не везет, все выходит не так, как ты рассчитывал. Конечно, ужасно, если ты погибнешь, но что делать, думала Селеста, поделом тебе, надо было знать, на что идешь.
Она поцеловала мужа в лоб.
– Милый, – шепнула она, – залезай-ка ты под душ. А я займусь одеждой.
– Да?
– Да.
– А что ты с ней хочешь сделать?
Она понятия не имела. Сжечь? Конечно, только где? Не в квартире же. Значит, во дворе. Но тут же явилась мысль, что могут увидеть, как она сжигает во дворе одежду в три часа ночи. Да хоть бы и днем.
– Я выстираю ее, – наконец решила она. – Выстираю хорошенько, положу в мусорный пакет, и мы ее закопаем.
– Закопаем?
– Ну, или свезем на помойку. Нет, погоди-ка… – Ее мысли неслись, опережая слова. – Припрячем этот мешок до утра вторника, когда вывозят мусор, понимаешь?
– Ну да…
Он повернул кран душа, он не сводил с нее глаз, он ждал, и потемневшая полоса на его груди опять навела ее на мысль о СПИДе или гепатите, да мало ли чем может чужая кровь заразить и убить человека?
– Я знаю, когда приезжают мусорщики. Ровно в семь пятнадцать каждую неделю, кроме первой недели июня. Когда студенты разъезжаются, они оставляют много мусора, и мусорщикам выгоднее опоздать, но…
– Селеста, милая, ну и как ты собираешься…
– Когда я услышу грузовик, я спущусь вниз и скажу, что забыла еще один пакет, и брошу его подальше в мусор. Ясно?
Она улыбнулась, хотя ей было не до смеха.
Все еще стоя к ней лицом, он сунул под струю руку.
– Ладно. Только вот…
– Что?
– Это ничего, да?
– Конечно.
Гепатит А, В и С, думала она. Лихорадка Эбола. Тропическая малярия.
Глаза его опять стали большими-большими.
– Ведь я, возможно, человека убил, детка. Господи боже…
Ей хотелось подойти к нему, погладить. И хотелось бежать без оглядки. Хотелось обнять его за шею, сказать, что все будет хорошо. Но хотелось остаться одной и там, на свободе, все хорошенько обдумать.
Но она не уходила, а стояла как вкопанная.
– Я выстираю одежду.
– Ладно, – сказал он.
Она достала из-под раковины резиновые перчатки, в которых мыла туалет, надела их, проверила, нет ли дырок. Удостоверившись, что они целы, она вынула из раковины его рубашку, а с пола подняла его джинсы. Джинсы были темными от крови, и на белом кафеле от них осталось пятно.
– Как же ты джинсы так испачкал?
– Что?
– Столько крови…
Он поглядел на джинсы, свисавшие с ее руки. Перевел взгляд на пол.
– Я ведь наклонялся над ним. – Он пожал плечами. – Не знаю как. Наверное, забрызгал их… Как и футболку.
– Ну да.
Он встретился с ней взглядом.
– Да.