острый конец торчал со стороны ладони. Ни спрятать, ни вынуть. Пошевелил пальцами – кажется, рука была цела. Он поднял её, опустил, попробовал сжать в кулак.
Он откинул голову на кровать и упёрся взглядом в белый потолок. По ковру молотили будто бы уже прямо у него в комнате. Чтоб ты сдох, хрипло сказал он, и каждая буква этой мысли иголками впилась в глаза изнутри.
В дверь побарабанили, «иди есть», – дед, конечно. Кай встал. Качнулся на нетвёрдых ногах и пожалел, что не остался лежать на кровати, а лучше б и на полу.
Он вышел в коридор, по стене добрался до ванной, его снова кинуло, он ухватился за раковину, и его стошнило.
«Правило, да? Убирать сам будешь», – донеслось из кухни.
Кай был в отвратительном настроении, что меньше всего располагало к выслушиванию справедливых упрёков, но ему зверски была нужна еда. И дед был прав. И у деда была еда.
Он прибрал в ванной, набрал полный умывальник воды и опустил голову в воду, задержав дыхание, позволив струе из крана течь сквозь волосы. Он вытащил голову из воды, и отряхнувшись не хуже уличного пса, вышел в кухню и выглянул в окно. Внизу на асфальте виднелись стёкла разбитой бутылки. Трёх разбитых бутылок… Кикимориха с совком и в резиновых перчатках, грузно наклоняясь, собирала зелёные осколки. Попутно она пытливо разглядывала прохожих и соседей, будто желая уловить доказательства заговора против неё в их бесстыжих глазах. Каю стало стыдно. Он вздохнул. Владелец пыльного ковра был невыносим. Кай зажмурился и застонал.
– Вот урод!
Дед поставил на стол тарелку с прозрачным бульоном, порезал чёрный хлеб, Кай снова почувствовал муть в желудке. Он никогда не будет пить снова, никогда. Он открыл один глаз и посмотрел уныло в лицо деду. Тот усмехнулся.
– А ты как думал? За всё надо платить.
– Я слышал, оное лечат оным… – проскрипел голос Кая.
– Ты вчера истребил все запасы, так что супчик и вот ещё… – дед Егор наклонился и поднял с пола трёхлитровую банку с огурцами, – рассольчик.
Час спустя, с супом и литром огуречного рассола в желудке, он понял, что чувствует себя гораздо лучше.
Оставшись один, Кай сел на краю кровати. Он ещё чувствовал головокружение и задавался вопросом, какие силы потребуются от него этой ночью. Боль в голове все ещё пульсировала, и пробитая рука слегка ныла. Он беззлобно выругался и повалился на кровать. Хорошо, хоть на учёбу сегодня не нужно.
Его отстранили на три дня, таково было решение Соломеи Медвяны.
Как ни парадоксально это звучало при данных обстоятельствах, но всё складывалось самым удачным образом…
Последний Хранитель
День Поиска был назначен и наступил.
Проснувшись, Кай услышал далёкий, но ясно различимый звук.
«Кремц. Кремц. Кремц», то затихало, то приближалось.
Ошибки быть не могло, Кай не спутал бы это звук ни с чем, и этот «кремц» говорил о том, что не один он ждёт назначенное событие. Кай выглянул во двор, нервно поёжился и пошёл собираться.
Хорунжий