чтобы у меня была минута. Или тридцать секунд. Тридцать секунд в подобной ситуации – целая жизнь. А минута – так просто вечность.
Я нацеливаю пистолет ей в голову и поднимаю лицо к серому небу. Снег падает мне на щеки, вздрагивает и тает.
У Салливан был свой солдат с распятием, теперь у меня есть свой.
Нет. Я – солдат. Чашка – распятие.
7
И тогда я чувствую его присутствие. Он неподвижно стоит за деревьями и наблюдает за мной. Я высматриваю его и наконец замечаю между темными стволами более светлый человеческий силуэт. Мы оба не двигаемся. Я твердо знаю – непонятно, откуда эта уверенность, – это он убил пацана и всех солдат его отделения. И мне совершенно ясно, что стрелок не может быть рекрутом. В моем окуляре его голова не светится.
Снег кружится, холод кусается, я смаргиваю, и силуэт исчезает. Как будто его там и не было.
Я теряю хватку. Слишком много вариантов. Чересчур велик риск. Меня трясет, и я ничего не могу с этим сделать. Может, им все-таки удалось меня сломать? После цунами, уничтожившего мой дом, после чумы, забравшей мою семью, после лагеря смерти, отнявшего у меня надежду, невинная маленькая девочка приняла на себя мою пулю, и теперь со мной все кончено, я выдохлась, у меня ничего не осталось. Это никогда не касалось возможностей пришельцев, это всегда было вопросом времени.
Вертолеты снижаются. Мне надо закончить то, что я собиралась сделать с Чашкой, или придется лечь рядом с ней на снегу.
Я опускаю ствол пистолета и смотрю на белое ангельское личико девочки, которая лежит у моих ног. Моя жертва, мой крест.
Рев «блэкхоуков» усиливается, и мои мысли становятся похожи на писк маленьких умирающих грызунов.
«Это как с крысами, да, Чашка? Ничего такого, просто как с крысами».
8
Старый отель кишел паразитами. Холод поубивал тараканов, но клопы и ковровые жучки выжили и продолжали размножаться. И они были голодны. Нас всех в первый же день перекусали. В подвале, куда во время чумы сносили трупы, хозяйничали мухи. К моменту нашего «заселения» большинство из них передохло. Их было так много, что, когда мы вошли в отель и спустились в подвал, они хрустели у нас под ногами. Больше мы туда не совались.
Все здание провоняло гнилью. Я предложила Зомби открыть окна, чтобы проветрить комнаты и разогнать паразитов. Он ответил, что лучше терпеть вонь и духоту, чем замерзнуть до смерти. Когда он улыбался, невозможно было устоять перед его обаянием.
«Расслабься, Рингер. Это просто еще один день в чужом диком мире».
Клопы и мерзкий запах Чашку не беспокоили. Ее сводили с ума крысы. Они прогрызали ходы в стенах, скреблись по ночам и не давали ей (а значит, и мне) спать. Чашка ворочалась, металась, хныкала и ругалась, она была буквально одержима крысами, потому что любые другие мысли о ситуации, в которой мы оказались, пугали еще больше. В тщетных попытках отвлечь Чашку я решила научить ее играть в шахматы. Вместо доски с фигурами я использовала полотенце и монеты.
– Шахматы – глупая игра для глупых людей, – просветила меня Чашка.
– Нет,