жили неподалеку от Бастии. Представляешь, так восхищались мной, что вывесили французский флаг! Неистовые корсиканцы!
Рядом карта Франции. На ней красным карандашом огромными буквами выведено: «Лицо Франции». В центре шестиугольника нарисованы глаза, нос, ярко-красные губы – это Одетт, несомненно, хоть и без рыжих волос.
– Говорили, что Франция – это шампанское, сыр и Одетт.
В другом углу сарайчика – шестидесятые во плоти: фотографии со съемок телепередач, помпезные бездарные декорации, сияющие подиумы. И тут же рудничная лампа и заступ прямиком из угольной шахты.
– В нашу с тобой программу нужно включить «Марш шахтеров». Сочинила его, чтобы их прославить, я ими восхищаюсь! И повсюду исполняла с неизменным успехом. Всякий раз кричу публике: «Любите чумазых героев, верно? Тогда хлопайте дружно в такт!» Я играю, а они хлопают. Сам увидишь!
Постановщик не желал видеть ничего подобного на сцене, только не сейчас, не в его спектакле. Полно, Одетт, на дворе двадцать первый век, глобализация, во Франции не осталось шахт, уголь добывают в Китае, у нас больше нет шахтеров! Твоего привычного мира не существует, твои сокровища устарели. Публике нужно совсем другое, искусство должно быть живым, своевременным, насущным. Людям подавай настоящее, а не святые реликвии, не прах времен.
Полчаса назад постановщика душило беспокойство, и он кашлял без конца, а теперь молчал, глотая возражения.
Лучше не стало.
Миновали два перекрестка, подошли к стопкам книг.
– Все они написаны обо мне. Есть даже несколько романов. Захочешь прочитать, приходи сюда. Книг с собой не даю, их никогда не возвращают, книги легче дарить.
Возле книг – снова толпа садовых гномов. Все вперемешку, страшная чересполосица. Одетт не знала меры, не отметала ничего.
Целый час они бродили по этой свалке. Когда пришла пора прощаться, Одетт с чувством пожала руку «своему лучшему постановщику», как она его теперь величала.
– Знаешь, а я ведь наводила о тебе справки, и мне сказали, что ты очень знаменит. Не волнуйся, мы отлично поладим.
Неправда, он вовсе не знаменит, Одетт просто ему польстила. И помогло: постановщик растаял и замурлыкал от удовольствия. Сеанс обоюдного самовнушения. Артисты верят друг в друга, чтобы поверить в себя. Постановщик поверил в Одетт, она поверила в него, оба не знали, что у них вместе получится, но фермент веры скрепил их отношения.
Экономисты назвали бы этот процесс иррациональными ожиданиями[56].
Скерцо[57]
Роман следовало бы предварить стандартной надписью: «Всякое возможное сходство с реальными лицами или событиями является случайным и непреднамеренным, автор никакой ответственности не несет, и так далее». Как перед началом фильма.
Это быль. Это сказка.
Одетт и в самом деле некоторыми чертами напоминает великую Иветт Орнер, с которой мы вместе готовили спектакль в 2002 году. А постановщик – во многом я сам. Мы с Иветт репетировали действо, которое должно было называться