увлечения из страха, как бы они не уничтожили меня первыми. Все свои силы я вложил в свои архитектурные чертежи, а потом в свое предприятие. Как говорится, я преуспел: до своего последнего вздоха буду ненавидеть это выражение. Истина лишь в том, что я усвоил. Я посетил множество стран, выучил семь языков, прочитал сотни книг, встречался с тысячами людей. Но ничего из всего этого никогда не могло заполнить зияющую пустоту в животе – ощущение, которое исподтишка охватывало меня и чуть не доводило до слез вечер за вечером. Мое имя красовалось гигантскими буквами на фронтонах зданий в Париже, Вашингтоне, Мадриде и Берлине. Взбиралось голубыми неоновыми огнями на небоскребы Шанхая, Гонконга и Токио. Я был известен, признан, ценим, уважаем. Меня представляли как эрудита, как свободно мыслящего человека и порой даже ставили в пример. У меня больше наград, чем у премьер-министра. Но все тщетно: дыра не затягивалась.
Едва выйдя замуж, моя сестра Клелия произвела на свет мальчика, такого же красивого и белокурого, как она сама, – Дана, к которому моя мать тотчас же воспылала любовью. Мир праху ее, но эта любовь причинила мне такую боль. Говорят, что роль бабушек и дедушек допускает и другую точку зрения, но моя мать за несколько лет предоставила своему внуку больше нежности и внимания, чем мне за всю мою жизнь. Чтобы заслужить ее гордость, я упорно старался попасть в списки лучших учеников, а Дану, чтобы его боготворили, оказалось достаточно просто существовать.
Увидишь ли ты, мама, этот последний поступок, который я посвящаю тебе сегодня? Ради тебя я обеспечу счастье Дана, Клелии и даже ее мужа кретина. Меньше чем через два часа их жизнь перевернется. Они, так плохо скрывавшие свою зависть и досаду, будут теперь пить шампанское и обнимать меня, словно всегда любили. Поскольку все плоды моего труда, моего пота, пролитого за пятнадцать лет, мои произведения искусства, мои счета в банках, моя движимость и недвижимость отойдет Дану и Клелии, и по одной-единственной причине: потому что ты этого хотела.
Если бы только жара не была такой гнетущей. Я планировал пройтись пешком до конторы нотариуса. Хотел почувствовать свои суставы, ощутить почву под ногами, считать шаги, смотреть на решетки, окружающие стволы деревьев, вспугивать голубей, поднимать глаза, чтобы случайно обнаружить какое-нибудь архитектурное чудо на фасаде. Но солнце забавлялось тем, что иссушало мне бронхи. Бедняга Альбер, куда делось твое тело атлета? В свои семьдесят восемь лет ты получал удовольствие, ежедневно качая пресс и постоянно увеличивая нагрузку. А через два месяца выдохся уже после двадцатиминутной прогулки.
В нескольких метрах от меня на стоянке ожидало такси. Похоже, сегодня мне везло: обычно в этот час его невозможно найти.
– Вам куда? – сразу же рявкнул таксист, пока я усаживался. – Предупреждаю, в некоторые кварталы я даже не сунусь, нравится вам это или нет.
Я осадил его взглядом: незачем попусту напрягать глотку; чтобы проявить властность, этого не требуется.
– Это я так, к слову, – продолжил таксист. – После сегодняшнего