количеством очков. За стеклом другой витрины – состриженные волосы. Мне бросается в глаза, что отдельные пряди по сей день заплетены в косички. Мы с женой первыми входим в следующее помещение. Остальные замирают перед витринами, тихо переговариваясь друг с другом. Мы входим в зал, где выставлены горы чемоданов. На каждом чемодане фамилия владельца и страна, откуда он прибыл. Заключенным полагалось писать эти сведения на своих вещах, чтобы те не потерялись, так было легче их хранить.
Мой взгляд падает на большой коричневый чемодан, выдвинутый вперед. Я цепенею от ужаса: на передней панели чемодана написано, что он прибыл из Нидерландов, а ниже крупными буквами выведена фамилия владельца – “Гласер”. Жена тоже читает фамилию и хватает меня за руку. На чемодане стоит моя фамилия, не слишком распространенная в Нидерландах. Оцепенев, молча я смотрю на “мой” чемодан.
Не знаю, сколько времени мы стоим, потрясенные, в призрачной подсветке витрины, перед причудливой инсталляцией из чемоданов. Десятки чемоданов глядят на нас из-за стекла – большие, маленькие, коричневые, черные, красивые, уродливые… А тот, с моим именем, как будто нарочно выдвинулся вперед. Мы отражаемся в витринном стекле на фоне обступившего нас черно-белого сумрака мрачного зала. Перед нами – ярко освещенный коричневый чемодан. Чемодан с моим именем, забытый на остановке по пути в никуда. Мы с женой одни в этом зале, стоим, смотрим на чемодан и молчим. На несколько долгих мгновений над нами повисает тишина.
Но вот ее разрывают голоса. Это наша группа выходит из зала с очками и движется в нашу сторону. Сейчас они все тоже увидят чемодан, этого не избежать. Прервав молчание, я говорю жене:
– Нет смысла оставаться здесь дальше, идем отсюда. – И мы спешим к выходу.
На свежем воздухе я прихожу в себя. Через какое-то время к нам присоединяются мои коллеги с гидом.
– Ты видел? Чемодан с твоим именем?
Этих вопросов я и боялся, надеясь в глубине души, что никто не прочтет надписи на чемодане. Я теряюсь, смущаюсь, но прежде чем успеваю ответить, один из коллег сражает меня следующим вопросом:
– Может, во время войны здесь сидел кто-нибудь из твоих родственников?
– Ну да, я видел свою фамилию на чемодане, – нехотя подтверждаю я. – Понятия не имею, кому он мог принадлежать…
На меня сыпятся и другие вопросы, но я на все отрицательно качаю головой. К моему облегчению, в разговор вмешивается гид, он призывает нашу команду двигаться дальше. Но я уже не слышу, что он рассказывает, мои мысли остались возле чемодана. Пыльно-серыми улочками вдоль деревянных бараков мы наконец возвращаемся к автобусу. Экскурсия закончилась.
Вечером за ужином все оживленно болтают. В обычной ситуации я бы охотно поболтал вместе со всеми, но тут я весь вечер сижу тихо и, выбрав удобный момент, первым ухожу к себе в номер.
Образ чемодана не оставляет меня. В ту ночь, лежа в постели, я думаю. Почему я давал друзьям уклончивые ответы, почему выкручивался, хотя прекрасно знал,